Картахена
Шрифт:
Удивительно, но, когда он явился в «Колонну», там никого не было, ветер дул с моря, и на террасе было холодно, так что он зашел внутрь и заказал вино. Не успел подавальщик поставить на стол графин, как двери кафе захлопали, и нарядные посетители повалили валом: в церкви закончилась пасхальная служба. Маркус оглядывался в поисках клошара, но его не было видно. Ветер усилился, и полотняный навес над террасой надулся словно парус. Было слышно, как дождь стучит по крыше, пока еще слабый, но судя по тому, как потемнело за окнами, зарядивший надолго. Хозяин кафе появился в мокром пиджаке, занял свое место за стойкой и принялся рассказывать
– Утром Иисус пришел из Вифании и учил народ. Старейшины искушали его вопросами и хотели арестовать его, но боялись сделать это открыто из-за народа!
Какая-то толстуха в красной шали, сидевшая в углу, вдруг принялась стучать стаканом по столу, а потом затянула молитву, заставив всех обернуться:
O Signore, fa di me uno strumento della tua Pace: Dove и odio, fa ch’io porti l’Amore.– Как не было у тебя в юности голоса, Агостина, так и нет его, – произнес кто-то от дверей, и Маркус встрепенулся.
Дверь хлопнула от сквозняка, оранжевый брезент вспыхнул на фоне темного стекла, залитого дождем. Женщина поднялась, вгляделась в говорящего и хрипло закричала:
– Кто бы говорил, Пеникелла, все знают, что ты глух на оба уха, а видишь только одним глазом, да и тот давно смотрит на переносицу! Иди лучше привяжи покрепче свою посудину, а то ее ветром унесет в море, и тебе будет негде спать.
– Скоро я сам выйду в море, – сказал клошар, подходя к стойке и поворачиваясь к залу лицом. – Хотел сегодня покрасить лодку, взялся с самого утра, да погода подвела.
Публика заговорила, засмеялась, и Маркус удивился сам себе: ему захотелось встать и громко сказать, что клошар говорит правду, что он сам помогал ему распаковывать новый мотор. Хозяин похлопал клошара по плечу и протянул ему стакан, показывая рукой в тот угол, где сидел Маркус, клошар кивнул, снял свой непромокаемый плащ, повесил на гвоздь и направился к столику.
– Скорее снег пойдет на пасхальной неделе, чем эта лодка сдвинется с места! – крикнула толстуха, пробираясь к выходу. – Скорее всю деревню засыплет апрельским снегом, чем ты отплывешь хоть на милю от берега. Господь наш отказался пить то, что ему наливали, он молился за своих мучителей, и наступила тьма!
– Совсем сдурела, – пробормотал старик, усаживаясь возле Маркуса, его свитер был заляпан краской, а на руках виднелись свежие царапины. – С тех пор как кузнец помер, она свои умения растеряла и заработать ничем не может. Что до снега, то его в Траяно в последний раз еще при лангобардах видели.
– Как поживает «Манго Фанго»? – Маркус хотел налить клошару вина, но тот отказался, вытянув руку ладонью вперед.
– Сегодня я пить не хочу. Надеюсь, что после дождя успею еще повозиться с катером. Время идет, а я все никак не закончу. Хорошо, хоть название придумал новое.
– И куда вы так торопитесь? Будь я здешним жителем, никуда бы не рвался, лежал бы на палубе и смотрел в небо. А зимой устраивался бы сторожем на чью-нибудь виллу, да хотя бы в тот же «Бриатико».
– Что ты мелешь, парень? – сердито спросил старик. – Я ведь говорил тебе, что «Бриатико» мой враг. Если бы я мог его поджечь, то сделал бы это, но весь холм не сгорит, даже если поджечь его с четырех концов. Все, что тут
– Ну, этого долго придется ждать, – примирительно засмеялся Маркус. – Строение крепкое, раствор небось на яичном желтке замешивали. Или на крови теленка.
– Без крови там точно не обошлось. – Старик посмотрел ему в лицо прозрачными трезвыми глазами. – Но ты об этом не думай, завтра бери в полиции свою машину с правами и уезжай. Джузеппино отпустит тебя за сорок монет. Ты здесь чужой, и тебе не надо в это лезть, парень. Я давно собирался тебе сказать.
– Слушайте, я не хотел вас обидеть, – огорчился Маркус. – Может, я показался вам излишне любопытным, но мне важно понять некоторые вещи, чтобы написать, как было на самом деле. Это ведь для книги…
– На самом деле нет никакого самого дела, – перебил его старик. – Ты должен понять, что «Бриатико» – это зло. Люди здесь либо умирают, либо портятся. Стоило хорошему парню стать его владельцем, как он превратился в brutto ceffo, а потом и вовсе умер. Женщину, которую я любил, здесь погубили, а моего друга прикончили в эвкалиптовой роще, на границе поместья.
– Да, вы мне говорили. Но я не думал, что это связано с «Бриатико». Подобная история могла случиться где угодно.
– Где угодно, говоришь? – Старик выпрямился на стуле и хмуро уставился на собеседника. – Ладно, я расскажу тебе историю, которая могла случиться только здесь.
Знаешь ли ты, что в Италии не отпевают тех, кто покончил с собой? Их хоронят за оградой кладбища, а там сплошной песок, это я как смотритель тебе говорю.
– Жестокая у вас работа.
– Зато не каждый день, – усмехнулся клошар и некоторое время сидел молча, опустив голову. Потом протянул руку, взял Маркусов стакан и допил то, что оставалось. – Одного такого я привез однажды на окраину кладбища, чтобы похоронить на пустыре, подальше от примерных мертвецов. В тот день я не ожидал похорон и был немного не в форме, понимаешь? Сержант, который привез покойника, сказал, что велено сделать все быстро, гроб привезут к полудню, а мэрия потом позаботится о гранитной плите и прочем. В деревне, сказал он, вырубилось электричество, в морге сломался холодильник, и держать самоубийцу негде. Это был неожиданный мертвец, мне пришлось все бросить и бежать к воротам cemeterio, куда его привезли завернутым в белый мешок, так что я был довольно зол и толком не успел протрезветь.
Я вез его на своей тележке по гравийной дороге безо всякой учтивости, думая о том, что гробовщик и могильщики явятся не скоро и мне придется сидеть там на жаре одному и заполнять табличку, а бирку с именем служитель морга засунул неизвестно куда, ее еще найти надо. На самой окраине под колесо попался камень, тележку тряхнуло, и покойник свалился прямо на чужую могилу, я взбесился, наклонился над ним и стал пинать этот белый кокон, валявшийся в рыжей кладбищенской пыли.
Figlio di puttana, кричал я, зачем ты свалился, pezzo di merda, как мне теперь затащить тебя обратно? Хорошо, что подошли могильщики, они-то как раз были довольны срочной работой, так что дело пошло проворней. А потом я отыскал бирку и принялся надписывать табличку: так положено, пока там сделают памятник или еще что, безымянных могил не бывает. Увидев имя покойника, я очень расстроился, ведь я знал его мать. А прочитав даты его рождения и смерти, я сел на землю и заплакал.