Картограф
Шрифт:
– А вот руки ты зря не моешь!
– сказала она.
– Карты грязи не терпят, портятся.
«Я стал совсем как Витя. Надо хоть кровь из-под ногтей убрать. А впрочем, кто она такая, чтобы меня отчитывать? Грязь ей, видите ли, не нравится. Нежности какие!»
– Мне не до помывов, - нахмурился Филя.
– Я уже две карты нарисовал, и ничего, стерпели.
– Ты что, пальцами их рисовал?
– поразилась чухонка.
– Чем же еще?
– Кисточкой!
Филя вспомнил Витин рассказ о поездке на кладбище и задумался. И правда, кисточкой рисовать было бы сподручней.
– Но кисточка же от крови склеится! Не успею ничего изобразить.
– Особая нужна, - наставительно сказала чухонка.
– Кисточка от отца к сыну переходит.
– А если отец не картограф? А если сына нет?
– Тогда картограф перед смертью ее глотает, и дело с концом.
«А потом мародеры вытаскивают ее из трупа, - подумал Филя.
– По могилам я не пойду шарить. Ни за что на свете!»
– Где же мне взять кисточку?
– Сам сделай!
– предложила чухонка.
– Только не любой волос подойдет. Нужен с заговоренного зверя.
– С какого?
– Встретишь - поймешь. Рви прямо с темени. А ручку лучше вырезать из осины.
– Что мне даст эта кисточка? Я и пальцами неплохо справляюсь.
– Халтурщик ты, - сказала чухонка.
– Дикари и те пальцами не рисуют - скорлупками, листиками стараются. Не каменный же век на дворе! Без кисти много не нарисуешь. Посадишь кляксу, все насмарку!
– И так сойдет, - отмахнулся Филя.
Часы мелодично звякнули, отсчитав один удар.
– Заболтался я с вами. Мне завтра в дорогу.
– Не завтра, а сегодня. Ступай, воробушек! Заходи в гости, как будет минутка. И друга своего приводи, только пусть он не матерится. Не люблю грубых мальчиков.
Филя кивнул ей на прощанье и направился к выходу. Случайно его взгляд упал на небольшую картину, висевшую на стене. Это была миниатюра, выполненная в технике древних парсун. Сквозь темную дымку пробивалась желтовато-коричневая фигура Сирина. Или Алконоста - Филя всегда их путал. Художник сосредоточился на лице и груди, а перья прорисовать поленился, просто навел пестроту случайными мазками. Сирин уверенно стоял на толстых ногах, игриво поворотив хорошенькую головку. Грудь была оголена, но выглядела прилично - убористо и непошло. Только вот в глазах у бестии таилось такое лукавство, что Филя с радостью повернул бы миниатюру лицом к стене. Этот Сирин введет во грех в мгновение ока, дернуться не успеешь.
– Чей портрет?
– спросил Филя. Недавно стало модным изображать людей в костюмах под старину. Что-то вроде заочного маскарада.
Чухонка хитро улыбнулась и отвела глаза.
– Так... одной знакомой. Двоюродной тети.
Тети? Что ж, ладно. Смутное ощущение узнавания не оставляло Филю, но он так вымотался, что предпочел отогнать эту мысль подальше. Он повернулся к чухонке. Та стояла посреди комнаты, скрестив руки.
– Спасибо вам за все и... Почему ж я вас раньше не встретил?
– Потому что я ждущая у поворота, - сказал она.
Уставший от загадок, Филя вздохнул и вышел вон.
Момон
Он вернулся
Филя помог Вите вползти в кольчугу, чтобы та не бренчала. Оружия решили много не брать, а вот едой запаслись - завернули в кулек остатки ужина. Лягушка сама прыгнула Вите в карман и заворочалась там, устраиваясь поудобнее. Филя посадил крабика в стеклянный саркофаг.
– На кой хрен он тебе там?
– спросил Витя.
– Раздавим еще.
– А если она без нас тут в человека превратится? Пока доеду, с ней всякое может случиться. Нет, только с собой.
Витя махнул рукой - мол, делай, что хочешь. Сходил на цыпочках в чулан и вынес оттуда ватник.
– Держи, а то околеешь по дороге.
«Все-таки хороший человек Витя, - подумал Филя.
– Хоть и непутевый».
Ехать пришлось долго. Унылый предрассветный пейзаж навевал тоску: поля, застеленные снегом, тянулись до горизонта. Изредка их перерезала лесополоса. У дороги копилась серая грязь, оголенные комья смерзшейся земли подпирали верстовые столбики.
– Глянь-ка, заяц побежал!
– закричал Витя.
Филя резко дернул голову влево, но зайца не увидел. Дурное предчувствие зашевелилось в желудке, как прокисшее молоко. Как в тот раз, когда ехали за книгой! «Все будет хорошо, - убеждал себя Филя.
– Ну, заяц, что с того? Глупая животина, выскочил и исчез. Это ничего не значит. Подумаешь, выдумали, что заяц не к добру! А кто у леса живет, у тех вообще зайцы по огороду стаями. Они все неудачники, что ли? Нет, ерунда».
Он почти убедил себя не волноваться, когда еще один заяц перебежал им дорогу, едва увернувшись от колес. Витя вдарил по тормозам и схватился за сердце.
– Напугал! Думал, задавлю.
– И задавил бы! Не жалко.
Витя отдышался, и они снова поехали.
– Что с ними такое? Бегают, как тараканы.
Третий заяц им попался, когда над линией горизонта показались первые лучи. Зверь энергично прыгал от одного кустика к другому, прокладывая себе путь по снежной целине. Волнение отпустило Филю. Один заяц, положим, к беде, но три зайца уже не примета, а так, зоопарк, наблюдение за живой природой.
– Далеко до Полесья?
– Верст шестьдесят, а то и побольше. За час доедем.
– А дальше куда?
– Там видно будет. Местных спросим.
Филя разложил карту и вгляделся в рисунок. Первым делом надо искать реку - домик на сваях стоит у излучины. Возле порога дома были нанесены какие-то крапинки, но они смазались. Что же это такое? «Твердо»? Схематичное изображение гриба?
Крабик метался в саркофаге, скреб стенки ножкой, просился наружу.
«Мы на прогулке, - ласково шепнул Филя.
– Не бойся, я с тобой!»
Полесье оказалось небольшой деревушкой в двадцать домов. Крашеные избы смотрелись нарядно, колодец-журавль высоко задирал длинную шею. В утренний час на улице было пусто, но в окнах горел свет, а над трубами курился слабый дымок.