Картонная пуля
Шрифт:
— С повязкой, вроде, не было. У этого, колоратурного, лицо в ссадинах. А с повязкой не заметил.
— Который в ссадинах — не блондин?
— Может, и блондин. Они в шапках были. Их же не учили в детстве, что в помещении шапки надо снимать.
Все неправильно! С самого начала я предположил, что бригада ударников киллерского труда охотится в моем лице за случайным свидетелем преступления, А они не особо и маскируются. Засветились перед Терехиным. Если, конечно, имиджмейкер не ломает комедию, наподобие нардепов, у которых все отрежиссировано. Выплеснул перед телекамерой стакан воды на кудрявого оппонента,
— Извини, а с тобой-то как все обошлось? — спросил Терехин.
«Чуть позже тебе все доложат в подробностях», — хотел я огрызнуться, но вместо этого почти вежливо вкратце пересказал, как мне удалось уйти живым с улицы Сургутской.
Все это время девушка Кристина, без пальто переставшая напоминать сноп злаков, слушала наши пересказы, молча переводя взгляд с одного на другого. Сашины реплики отзывались в ее глазах болью, а моя непонятная персона вызывала откровенную неприязнь, особенно после того, как Терехин походя причислил меня к партии криминальных элементов.
— Слушай, — сказал я. — Тебе не кажется, что здесь опасно оставаться? Вернуться же могут.
Вопрос был задан с целью проверки, правда, довольно нелепой.
— Кажется, — с готовностью согласился имиджмейкер. — А что делать? Сегодня-то я найду, где переночевать. Допустим, завтра все же улечу. Ну, пять дней, ну, неделя… А мне работать надо. Я не могу, как ты, жить на нелегальном положении.
— Ого! — возмутился я. — А мне, значит, ужасно приятно прятаться!.. Ладно, не будем спорить, кому приятней… Ты обещал подумать и назвать человека, который приделал уши к телефону…
— Обещал, — неохотно согласился Терехин. — Подумать-то я подумал, а вот назвать… Если бы я сам точно знал… Ну, может быть… Слышат про такого — Яблокова?
— Это, если я правильно понял, кто-то из начальства, чуть ли не заместитель губернатора?
— Верно. И весьма приближенный.
Никогда особо не интересовался, но думаю, что у губернатора много заместителей. Но ни одного никогда не знал ни по имени, ни по фамилии — страшно далеки они от народа… Кроме Яблокова…
Я пощелкал пальцами:
— Как его?..
— Василий Андреевич.
Правильно. Можно сказать, что Василия Андреевича я знаю за то, что он близок к народу. Примерно год назад по телевизору показывали интервью. Почесывая наманиюоренным ногтем длинный пористый нос, Василий Андреевич с удовольствием рассказывал, что в районе Льнихи у него недостроенная (вот этими самыми руками) дача, а жена ужасно любит копаться в земле — выращивает морковку. «Это, говорит, не только для душевного равновесия полезно, но и для семейного бюджета». Точно не помню, как он тогда выразился, но смысл заложил именно такой: морковка, выращенная на собственной грядке, помогает ему выживать в условиях развалившейся экономики, короче, чуть ли не от голода спасает, чем сильно приближает его к простому трудовому народу… А глаза светились неподдельной гордостью…
Пассаж про корнеплоды выглядел чертовски забавно, но не могу сказать, что я лопнул от смеха. За три недели до этого пришлось схоронить одного своего знакомого, мелкого жулика по фамилии Кашталобов, впрочем, человека довольно приятного в общений. А еще недели за три он рассказывал историю неких продовольственных закупок для детских
По поручению областной администрации торговые операции на территории дружественного Казахстана осуществляла фирма «Евдокия и К0». Они там закупили море алычового компота и целый Эверест сгнивших сухофруктов, сэкономив для себя лично порядка пятисот тысяч всенародных долларов. По этому поводу будто бы даже слабенько возмутилась наша прокуратура — слегка дернулась и успокоилась. В конце концов, стоит ли раздувать скандал из-за пятисот тысяч? Тем более, что в Казахстане теперь все говорят исключительно по-казахски, и концов не найдешь, да и бумаги в порядке. Правда, килограмм сухофруктов получился едва ли не дороже килограмма красной икры, а следствием употребления компота являлся непременный понос, но это уже детали.
Пытаясь получить выгодный подряд на закупку витаминов для сирот, мой приятный мелкий жулик участвовал в конкурсе, но мог ли он опередить «Евдокию»? Нет, не мог, потому что «Евдокией» на тот момент руководил некий Зиновий, известный новосибирский авторитет и по совместительству… племянник Яблокова.
Коммерческий успех конкурента развил в моем знакомом жулике нехорошее чувство зависти. «Нет, ты, конечно, укради, — возмущался он. — Но это же дети, нельзя же так беззастенчиво!» Уж не знаю, какая сумма навара соответствовала уровню совести Кашталобова. И теперь не узнаю никогда. Может, при удачном раскладе он сэкономил бы еще больше…
Убили его, впрочем, не за то, что он распространял гадкие слухи про важного государственного чиновника, а совсем из-за другого косяка — стукнули железной трубой по голове в собственном подъезде.
Никогда не относил себя к друзьям детей. Врать не буду, рассказ об украденных витаминах не вызвал во мне особых эмоций ни сразу, ни после. И операция сама по себе стандартная, и приз на фоне прочих достижений на ниве народного хозяйства не особенно впечатляет. И про Яблокова с его племянником я давно знал.
Если мы живем в стране воров, значит, это кому-нибудь нужно. Но если ты вор, то хотя бы молчи и не лезь в телевизор со своей морковкой, не строй из себя героя сельскохозяйственного труда. И самое главное, не проявляй заботу о трудящихся. Слава богу, он в том интервью про детей ничего не сказал, как он о них заботится. Не потому не сказал, что ощутил приступ совести, а потому, что разговор не зашел. А с совестью они отлично ладят.
— И какой у Яблокова интерес тебя слушать?
— Чтобы все знать… Видишь ли, это же довольно дорогостоящее мероприятие — слушать. А ему средства вполне позволяют. Он же здесь не один год собирается воровать, а для этого за конъюнктурой нужно следить.
— Не особенно убедительный мотив. Что ему конкретно от тебя нужно? Да ты не темни. Может статься, нас с тобой в один гроб спрячуг, будем лежать, как близнецы-братья, только тогда уже поздно будет делиться секретами.
— Да мало ли что конкретно, — неохотно протянул Терехин, косясь на Кристину и даже слегка розовея бледными щеками. — Ну, например, чьи у меня деньги? Лебедевские или от алюминиевой мафии?
— Лебедевские — это, в смысле, Лебедь из Красноярска?
— Ага.
— И большие деньги?