Картотека живых
Шрифт:
— К чему вы мне это рассказываете? На что мне ваши дохлые кошки? Но девчонку я проучу! Отоприте калитку и ждите здесь.
Илона, стоявшая у калитки, подала рапорт. Надзирательница, даже не взглянув на нее, прошла прямо к третьему бараку.
— Где эта сволочь? — крикнула она и щелкнула плеткой.
Илона побежала за ней.
— Секретарша заболела… у нее лихорадка, она бредила всю ночь.
— Ага! Знает, симулянтка, что ее ждет!
Россхаупт вошла в низкую дверь и остановилась около койки Иолан. Девушка лежала, закрыв глаза,
Надзирательница опешила, ей показалось, что перед ней труп. Она перевела дыхание и выпрямилась, словно только что осознала, что не имело смысла так воинственно вторгаться сюда. Здесь не с кем было воевать, некого карать.
— Врач был? — хрипло спросила она и, когда девушки подтвердили, что был, распорядилась лишь для того, чтобы сказать что-нибудь: — Пусть придет еще раз!
Илона подбежала к калитке, крикнула: «Frauenarzt!» — и вернулась в барак. Староста барака тем временем прерывистым голосом рассказывала о том, что произошло. Было затемнение… Иолан потеряла сознание, лежала на снегу, подруги принесли ее.
Россхаупт села на койку и молчала, забыв о плетке, висевшей в ее опущенной руке.
Пришел Шими-бачи и сообщил свой утренний диагноз: слабая конституция, недостаточное питание в период роста, возможно анемия, а также повышенная впечатлительность. В результате — нервный шок, причина которого несчастный случай с котенком.
Надзирательница велела еще раз осмотреть пациентку и тупо глядела, как блоковая откинула грубое одеяло и стянула с плеч Иолан серую рубашку. Доктор приложил ухо к хрупкой груди девушки. Через минуту осмотр был закончен, Иолан снова покрыли одеялом. Лицо больной вдруг стало беспокойным, исказилось гримасой, словно она хотела заплакать, но глаза с длинными ресницами оставались закрытыми, как у спящей куклы, на них не было слез, губы были плотно сжаты.
— Ну, так что с ней делать? — неожиданно грубо сказала надзирательница и встала. Шими-бачи выпрямился и взглянул в ее каменное лицо. «Никогда не будет более подходящего случая сказать ей, что я думаю на этот счет», мелькнуло у него.
— Иолан поправится, если ей обеспечить покой. Но не здесь, не в Гиглинге. Не знаю, известно ли фрау надзирательнице, что в лагере появился сыпной тиф. У девушек пока почти нет вшей, но через несколько дней эпидемия перекинется и к ним. Иолан не переживет тяжелого заболевания. Да и большинство девушек тоже. Не можете ли вы устроить, чтобы их перевели в другой лагерь?
Россхаупт не ответила. Она медленно вышла из барака, словно ничего не слышала.
Копиц в комендатуре сердито отбросил газету.
— Хорошенькое дело! — кивнул он на сводку германского командования. Учти, Руди, что у меня на голове нет плеши. Просто мои волосы «стратегически отступили на заранее подготовленные позиции».
Дейбель чистил пистолет и не поднял головы.
— Тебя это, конечно,
Дейбель стыдливо улыбнулся голубыми, как незабудки, глазами, взглянул на коллегу и потер пальцем тупой носик.
— Не брюзжи, старый. Что ж поделаешь, если Лейтхольд кретин?
— Всегда можно что-нибудь сделать, но для этого надо пораскинуть мозгами. — Копиц стукнул кулаком по газете. — Надо избавиться от него. Надо застукать его с какой-нибудь девкой или натравить на него Кобылью Голову. Или еще что-нибудь в этом роде. Что если ты сегодня вечером подпоишь его и заставишь проговориться?
— А ну тебя! Пить с таким недоноском!
— Значит, ты ему прощаешь тысячу триста порций, которых он позавчера лишил нас?
— Нет! — спокойно сказал Дейбель. — Никогда не прощу. Я его за это отправлю на тот свет. Но как, это должен придумать ты.
Вошла Россхаупт. Плетка все еще болталась в ее руке. Даже не взглянув, ровно ли висит сегодня портрет Гитлера, она придвинула стул к столу и села.
— Откройте же окно! Как можно выдерживать такую духоту!
Дейбель выполнил ее желание. Вычищенный пистолет он сунул в кобуру и повесил на место.
— Ну, фрау надзирательница, — осторожно начал Копиц. — Что вам сегодня у нас не понравилось?
— Недавно вы обещали сделать дезинфекцию…
— Я не забыл об этом! — Рапортфюрер придвинул к себе лежавшую на столе папку. — Сейчас я сообщу вам точную дату, когда я настоятельно просил Дахау…
— Не надо! — Она махнула рукой и, вспомнив о плетке, машинально стала сворачивать ее колечком. — Все равно поздно. У вас тут тиф…
Дейбель поглядел на Копица. Откуда эта ведьма знает?
— Что вы имеете в виду? — осторожно осведомился рапортфюрер.
— То, что говорю. Не прикидывайтесь дурачком. Как будто вы не знаете!
«Учтивость имеет свои границы», — подумал Копии и сказал с усмешкой:
— Мы все знаем, фрау надзирательница. И то, что в лагере есть больные с высокой температурой, и то, что у некоей секретарши пропал котенок…
Россхаупт медленно подняла взгляд.
— Я сегодня не расположена к шуткам. Отложим препирательства. Что вы предпринимаете против тифа?
— Нам известно лишь о больных с высокой температурой. Об этом я информировал сегодня утром Дахау и просил доктора Бланке приехать сюда. А кстати, кто вам сказал, что это сыпняк?
— Врач женских бараков, — ответила Россхаупт, не заметив, как Копиц и Дейбель обменялись взглядами. — Я плохо себя чувствую. Есть у вас пирамидон? Или глоток спиртного?
— О, конечно, — Копиц вскочил и вытащил бутылку шнапса, которую только что припрятал в шкаф с бумагами. Дейбель тем временем рылся в маленькой аптечке у двери.