Карты смысла. Архитектура верования

Питерсон Джордан

Открытое пребывание на неисследованной территории вызывает страх. Человек защитился от этого страха, выполняя «ритуальное подражание Великому Отцу» – принимая необходимость отождествлять себя с группой, что ограничивает смысл вещей и делает общественные отношения предсказуемыми. Однако когда отождествление с группой становится абсолютным – когда все контролируется и неизвестное лишается права на существование, – творческий процесс созидательного исследования, который обновляет группу, прекращается. Это «ограничение возможностей адаптации» резко повышает вероятность социальной агрессии и хаоса.

Неприятие неизвестного равнозначно «отождествлению с дьяволом», мифологическим двойником и вечным противником героя-творца, постигающего мир. Такое неприятие и отождествление есть следствие люциферианской гордыни. Ее девиз: все, что

я знаю, – это все, что необходимо знать. Такая гордыня превозносит всеведение, ставя разум на место бога, и тогда личность и общество неизбежно скатываются к существованию, неотличимому от ада. Пылающая пропасть разверзается потому, что творческое созидательное исследование – невозможное без (смиренного) принятия неизвестного – зарождает и поддерживает в нас защитное умение приспосабливаться и дает жизни большую часть ее приемлемого смысла.

«Отождествление с дьяволом» усиливает опасности, присущие отождествлению с группой, что само по себе может привести к патологическому обессмысливанию бытия. Верность личному интересу – субъективному смыслу – может служить противоядием от непреодолимого вечного искушения отрицать аномалию. Личный интерес – субъективный смысл – проявляется на стыке исследованной и неисследованной территорий и свидетельствует о том, что происходит непрерывная здоровая адаптация человека и общества.

Верность личному интересу равна отождествлению с архетипическим героем – Спасителем, который отстаивает свою связь с созидательным Словом перед лицом смерти и не поддается давлению группы. Отождествление с героем уменьшает невыносимо-притягательное влияние неизвестного; более того, оно помогает человеку обрести свою точку зрения, что позволяет одновременно выходить за пределы группы и поддерживать ее.

Такие же краткие выводы вы найдете в начале каждой главы и подраздела. Читая их один за другим, вы получите полное представление об этой книге в несколько сжатом виде. Этим я и советую вам заняться, покончив с предисловием. Краткое содержание моих размышлений, предлагаемых в этой книге, ускорит и облегчит понимание ее частей.

Глава 1. Карты опыта: объект и смысл

Мир может быть обоснованно истолкован как арена действий или как вместилище вещей.

Первый способ толкования более древний и менее очевидный. Он находит выражение в искусстве и гуманитарных науках, обрядах, драматургии, литературе и мифологии. Мир как арена действий – это место ценности, место, где все имеет смысл. Этот смысл формируется как следствие взаимодействия людей в обществе. Он является предпосылкой для действия или – при более глубоком анализе – предпосылкой для создания схемы осмысления, которая производит или направляет действие.

Второй способ толкования – мир как вместилище вещей – находит внешнее выражение в научных методах и теориях. Наука помогает определять общепризнанные свойства вещей и успешно использовать эти точно определенные вещи как орудия и инструменты (нужно лишь сначала четко обозначить сферу их использования с помощью более глубинных процессов повествования).

Невозможно создать полную картину мира, не прибегая к обоим способам толкования. Они зачастую вступают в противоречие лишь потому, что области их применения все еще недостаточно разграничены. Приверженцы мифологического мировоззрения обычно считают, что постулаты их верований ничем не отличаются от фактов, установленных опытным путем, хотя все основные догматы появились задолго до того, как начали формироваться категории объективной реальности. Приверженцы научной точки зрения впадают в другую крайность. Они считают свое толкование исчерпывающим или верят в то, что за ним – будущее, и забывают о непреодолимой пропасти, которая отделяет то, что есть на самом деле, от того, что должно быть.

Нам нужно знать четыре вещи:

что есть,

что делать с тем, что есть,

что существует разница между осознанием того, что есть, и пониманием того, что делать с тем, что есть,

и какова эта разница.

Исследовать предмет или явление, понять его суть – «что он есть» – значит в первую очередь обнаружить его значимость для продвижения в той или иной жизненной ситуации и лишь в более частных случаях – точно определить его объективную чувственную или материальную природу. Это и есть знание в самом основном смысле слова, и нередко этого знания

вполне достаточно.

Представьте себе маленькую девочку, пытливо изучающую окружающий мир. Она нетвердыми шагами подходит к столу и тянет ручонку к дорогой фарфоровой статуэтке. Блестящая фигурка так красиво раскрашена; малышка чувствует, какая она гладкая, холодная и тяжелая. Внезапно появляется мать, хватает девочку за руку и настрого запрещает даже прикасаться к этой вещице. Ребенок только что нашел у статуэтки ряд особых признаков – определил ее свойства с помощью органов чувств. Что еще важнее, малышка усвоила: при неправильном обращении (по крайней мере, в присутствии матери) эта фигурка опасна. Она также обнаружила, что целая и невредимая статуэтка сейчас ценится больше, чем тяга к познанию мира – по крайней мере, (опять же) так считает мама. Девочка одновременно познала объект опытным путем и определила его социально-культурный статус. Опытное восприятие складывается из совокупности истинно присущих вещи свойств, определяемых с помощью органов чувств. Статус объекта, напротив, определяется его значением – тем, как с ним можно обращаться. Все, с чем сталкивается ребенок, имеет двойственную природу и воспринимается им как часть единого целого. Все является чем-то и что-то означает – и грань между сущностью и значимостью зачастую стирается.

Значимость чего-либо, определенная здесь и сейчас в процессе исследования окружающего пространства, естественным образом начинает ассоциироваться с самим объектом. В конце концов, этот объект является непосредственной причиной или стимулом, которые порождают совершаемое с ним действие. Если человек ведет себя естественно, как ребенок, значимость вещи становится более или менее неотъемлемой ее частью – частью ее магии. Эта магия бесспорно обусловлена пониманием особого культурного и глубоко личного значения вещи, а не ее объективными свойствами, которые определяются органами чувств. Например, ребенок говорит: «Какой страшный человек!» И все понимают, что он имеет в виду. Малыш прямо и конкретно описал увиденное, хотя на самом деле он дал объекту восприятия личную оценку и приписал ему качества, которые зависят от контекста. В конце концов, трудно осознать субъективную природу страха и не ощущать угрозу как часть реального мира.

Автоматическое наделение вещей смыслом – или неспособность изначально отличать эти понятия друг от друга – является характеристикой повествования, мифа, а не научной мысли. Повествование точно отражает первичную природу опытного восприятия. Вещи действительно страшные, люди действительно раздражают, события действительно сулят перспективы, еда действительно сытная – по крайней мере, изначально нам так кажется. Считается, что современный ум больше не становится в тупик перед чудесами. Тем не менее он способен на бесчисленные неразумные (читай – непонятно чем обоснованные) реакции. Мы оказываемся в плену переживаний всякий раз, когда приписываем свои разочарование, агрессию, преданность или похоть человеку или ситуации, которые стали непосредственной причиной сильных эмоций. Мы не до конца объективны даже в самые спокойные минуты жизни (и слава богу!). Мы с головой погружаемся в кинофильм или роман и охотно закрываем глаза на вымысел. Мы невольно испытываем трепет или смятение в присутствии объективно значимой для нас фигуры (блестящего интеллектуала, звезды спорта, киноактера, известного политика, Папы Римского, знаменитой красавицы, даже начальника в работе) – то есть в присутствии любого, кто в достаточной степени воплощает зачастую негласные ценности и идеалы, которые защищают нас от беспорядка и ведут вперед. Ничего не изменилось со времен Средневековья. Чтобы вызвать такую эмоциональную реакцию, не обязательно даже личное присутствие человека. Достаточно будет и иконы. Мы платим огромные деньги за одежду и аксессуары, которые создавали и носили знаменитости или скандально известные персоны [10] .

10

В 1996 году измерительная лента Жаклин Кеннеди Онассис была продана за 45 000 долларов [Gould L., Andrews D., Yevin J. The spy 100 line-up. Spy Magazine, 1996, December, p. 46].