Карты смысла. Архитектура верования

Питерсон Джордан

Правильный анализ мифологии, о котором здесь идет речь, – это не просто обсуждение «исторических» событий, происходящих на мировой арене (классический религиозный подход), и не просто исследование первобытных верований (классический научный подход). Напротив, это исследование, анализ и, наконец, создание стройной системы смысла, представляющей иерархическую организацию значимости опыта. Мифическое воображение изучает мир словно феноменолог, который стремится открыть природу субъективной реальности, вместо того чтобы заниматься описанием объективного мира. Миф и драматическое действо, которое является частью мифа, предлагают ответы на следующий вопрос: «Как получить абстрактное представление о современном опыте с точки зрения смысла?» То есть как определить его (субъективную, биологически обусловленную, общественно-приемлемую) эмоциональную уместность или мотивационную значимость. Если смысл есть предпосылка поведения, логично будет считать миф источником ответов на глубочайшие нравственные вопросы: что должно быть? (что следует сделать? Желаемое будущее (объект того, что должно быть) можно осмыслить только с помощью настоящего, которое служит необходимой точкой противопоставления и сравнения. Невозможно попасть куда-то в будущее, не находясь

где-то в настоящем. Кроме того, желанность места назначения зависит от значимости (или валентности) освобождаемого места. Поэтому вопрос «что должно быть?» (по какому пути следовать?) содержит еще три подвопроса:

1) что есть? – какова природа (смысл, значимость) современного опыта?

2) что должно быть? – к какой (желательной, ценной) цели этот опыт должен стремиться?

3) как же нам тогда действовать? – какова природа особых процессов, с помощью которых нынешнее состояние может быть преобразовано в желаемое?

Активное постижение цели поведения, которое осмысляется через призму понятного настоящего, служит сдерживающим или определяющим критерием оценки текущих событий, происходящих как следствие повседневных действий. Цель – это воображаемое состояние, «место» желанных устремлений и сильных эмоций. Это состояние существует только в фантазии, как нечто (потенциально) предпочтительное настоящему. Поэтому постановка цели есть построение теории об относительно идеальных побуждениях – о благе. Воображаемое будущее представляет собой некий образ совершенства, порожденный имеющимся в настоящем знанием (по крайней мере, в оптимальных условиях), с которым постоянно сравниваются частные и общие детали происходящего. Этот образ совершенства – или ту самую землю обетованную – можно осмыслить как духовный мир (психологическое состояние), политическую утопию (истинное государство) или как и то и другое одновременно.

Мы отвечаем на вопрос «что должно быть?», рисуя картину желанного будущего.

Это будущее невозможно представить, не связав его с (понятным) настоящим. Именно осознание эмоциональной приемлемости настоящего предлагает ответ на вопрос «что есть?» – какова природа (смысл, значимость) современного опыта?

Мы понимаем, «как же нам тогда действовать», когда учитываем все обстоятельства и находим наиболее эффективную и последовательную стратегию воплощения в жизнь желанного будущего.

Рис. 1. Область и составные элементы известного

Живя в обществе, мы ищем и находим ответы на эти три основополагающих вопроса, то есть получаем знание, основанное на поведении, – знание с мифологической точки зрения. Структура мифологического познания – что есть, что должно быть и как прийти от одного к другому – представлена на рисунке 1.

Известное – это исследованная территория, нечто хорошо изученное, постоянное, это «град Божий» в светском его понимании. Оно находит метафорическое воплощение в мифах и преданиях, описывающих общину, царство или государство. Такие повествования учат нас чувствовать особое вдохновение от настоящего, связывая его с желанным будущим, помогают придумывать и оценивать варианты действий в пределах этой схемы. Все мы создаем определенные модели того, что есть, того, что должно быть, и того, как преобразовать одно в другое. Для этого мы сопоставляем наши желания, проносящиеся в воображении или выражающиеся в действии, с желаниями нашего окружения – семьи, знакомых и общества. Вопрос «как нам поступать» составляет наиболее значимую часть общественного договора. Следовательно, область известного – это «территория», на которой мы живем со всеми, кто явно или скрыто следует нашим традициям и разделяет верования.

Мифы считают эту «общую обозначенную территорию» неотъемлемой частью существования, чем она и является, поскольку культура есть неизменная составляющая человеческого общества.

«Повествования о известном» – ритуальные обычаи, легенды о древних героях, мифы и символы культурной или расовой уникальности – очерчивают привычную территорию. Они оплетают людей тонкими сетями смысла, и сама необходимость спорить о смысле исчезает. Те, кто знает и принимает правила игры, могут спокойно выходить на поле, не затевая борьбы за сами правила. Это обещает мир, стабильность и возможное процветание – выходит отличная партия. И все же хорошее – это враг лучшего. Игра всегда может получиться более захватывающей. Миф есть изображение известного. Если этим и ограничиться, его важность станет считаться непревзойденной. Но миф также дает почти непостижимые по своей глубине знания, если (как мне хотелось бы доказать) его правильно понять. Мы все создаем модели того, что есть, того, что должно быть, и того, как преобразовать одно в другое. Мы меняем стиль поведения, если последствия не оправдывают ожиданий. Но иногда недостаточно просто начать вести себя по-другому. Мы должны пересмотреть не только то, что мы делаем, но и то, что мы считаем важным. То есть следует переосмыслить природу мотивационной значимости настоящего и идеальную природу будущего. Это радикальное, даже революционное преобразование, и осуществить его очень непросто. Однако мифическое мышление уже обрисовало суть таких изменений в блестящих подробностях.

Основная грамматическая конструкция так называемой мифологии преобразования наиболее ярко проявляется в виде «пути» (или образа жизни). Замечательный литературовед Нортроп Фрай показывает, как понятие пути постепенно раскрывается в светской и религиозной литературе:

Следование за повествованием тесно связано с центральной литературной метафорой путешествия, где имеется человек, который отправился в путь, и дорога, стезя или направление – самое простое слово для понятия «путь». Происхождение английского слова journey (путешествие) связано с французскими словами jour и journee (день, сутки). И действительно, символичные путешествия совершаются, как правило, довольно неспешно. Обычно описывается дневное путешествие, то есть расстояние, которое

герой может покрыть от восхода до заката солнца. В более широком смысле дневной цикл становится метафорой всей жизни. Так, в стихотворении А. Хаусмана «Пробуждение» утренний подъем – это метафора продолжения жизненного пути, путешествия, заканчивающегося смертью («Эй, вставай: дождешься смерти, хватит времени для сна»). Прототип этого образа взят из Библии, призывающей нас трудиться, «доколе есть день; приходит ночь, когда никто не может делать».

Слово «путь» отлично показывает, что язык построен на ряде метафорических аналогий. Наиболее распространенным значением слова «путь» в английском языке является метод или способ совершения действия, но метод и способ подразумевают некоторое последовательное повторение, и такое повторение приводит нас к метафорическому ядру дороги или стези… В Библии словом «путь» обычно переводят древнееврейское понятие derek и греческое hodos. В текстах этой священной книги часто акцентируется контраст между прямым путем, который ведет нас к месту назначения, и кривой дорогой, которая вводит в заблуждение или путает. Этот метафорический контраст характерен для всей христианской литературы: мы открываем «Божественную комедию» Данте, и в третьей строке говорится о том, что герой сбился с пути: «Che la diritta via era smarita» («Утратив правый путь во тьме долины»). В других религиях имеется та же метафора: в буддизме говорится о так называемом восьмеричном пути. В китайском даосизме понятие «Дао» также обычно переводится как «путь» (например, Артуром Уэйли), хотя я понимаю, что ключи иероглифа, который используется для записи этого слова, означают что-то вроде «вращения головой». Священная книга даосизма «Дао Дэ Цзин» начинается словами о том, что Дао, которое может быть выражено словами, не есть настоящее Дао; то есть нас призывают остерегаться метафорических ловушек в языке или, как говорит восточная мудрость, не путать Луну с пальцем, указывающим на нее. Однако далее говорится, что Дао все же можно дать некоторую характеристику: это особый «путь в долине», направление, принятое со смирением, самоуничижением и своего рода расслаблением, или бездействием, которые превращают всякое деяние в полезное [23] .

23

Frye N. Words with power: Being a second study of the Bible and literature. London, Harcourt Brace Jovanovitch, 1990, pp. 90–92.

Путь – это и сама жизнь, и ее цель [24] . То есть жизненная стезя – это то, что встретилось на пути человека. Самая важная составляющая образа пути – это, по-видимому, изначально присущая или наследуемая возможность определять главную мысль или руководствоваться ею. Она находит выражение в извечной склонности человека сначала задаваться вопросом «в чем смысл жизни?», а затем искать на него ответ.

Центральное понятие пути лежит в основе проявления четырех особых мифов, или классов мифов, и дает в драматической форме более полный ответ на три вопроса, поставленных ранее: какова природа (смысл, значимость) текущего бытия? к какой (желательной) цели должно это состояние двигаться? и, наконец, каковы процессы, посредством которых нынешнее состояние может быть преобразовано в желаемое? Эти четыре класса мифов включают:

24

Рихард Вильгельм перевел китайское Дао – «основание бытия», «путь» – как sinn, немецкий эквивалент английского слова meaning (смысл) [Wilhelm R. The I Ching (C. Baynes, Trans.). Princeton, Princeton University Press, 1971, p. lV. «Путь» подразумевает жизненную стезю, которой управляют процессы, проявляющиеся вне области, ограниченной четкими, логическими когнитивными схемами, не имеющими внутренних противоречий. С этой точки зрения значимые переживания можно рассматривать как ориентиры, обозначающие путь к новому способу бытия. Таким ориентиром может в принципе служить любая форма искусства, которая является эстетически привлекательной или содержит важный смысл [см. Solzhenitsyn A. I. Beauty will save the world. In Pelikan J. (Ed.) The world treasury of modern religious thought. Boston, Little, Brown and Company, 1990, pp. 623–630].

1) мифы, описывающие устойчивое состояние в настоящем или в прошлом (например, рай или тиранию);

2) мифы, описывающие проникновение чего-то аномального, неожиданного, угрожающего или многообещающего в это начальное состояние;

3) мифы, описывающие превращение ранее существовавшего устойчивого состояния в хаос из-за произошедшего аномального или неожиданного события;

4) мифы, описывающие возрождение стабильности (обретенный рай или возвращение тирании) из хаоса рухнувшего прошлого, дополненное знанием о существовании аномалии.

Рис. 2. Метамифологический цикл пути

Метамифология пути описывает некий способ, которым сначала создаются, а затем (при необходимости) полностью перестраиваются определенные представления (мифы) о настоящем, будущем и способе превращения одного в другое. Одним из примеров метамифа является традиционное христианское (и не только) представление о том, что человек утратил благодать и впал в нынешнее безнравственное, духовно невыносимое состояние, сопровождаемое желанием вернуться в рай. Поэтому вполне уместно сказать, что христианская мораль представляет собой некий план действий, целью которого является возвращение, приход или обретение (иногда в загробной жизни) Царства Божьего – идеального будущего. Мысль о том, что человек нуждается в искуплении – и что таким искуплением может стать обретение давно потерянного блаженства, – объединяет мифологии представителей очень разных и давно разделенных культур [25] . Эта общность возникает потому, что человек, исконно наделенный самосознанием, бесконечно страдает от жизни и вечно жаждет передышки.

25

См., например, Элиаде, М. Мифы. Сновидения. Мистерии. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 1996.