Карты, золото, меч

Попов Илья В.

— Не судите нутро по внешности, как говаривал наш отец, — чересчур бодрым голосом произнес Артур. — Может быть, внутри он окажется куда уютней, чем снаружи.

Ивейн ненароком вспомнил тот вечер, когда их покойный отец произнес эти слова — вечером того же дня, когда он наткнулся на человека считающего себя псом. «Дети! Никогда не судите о чем-то только лишь по внешнему виду! Я, например, думал, что тот пожилой господин совершенно нормален. А он после того как я с ним поздоровался, вцепился зубами в мою руку», — поучал их отец, пришивая оторванный рукав.

Капитан стражи поднялся по скрипучим полуразвалившимся ступенькам и скрылся в доме,

и им ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Увы, внутри дом выглядел еще хуже, чем снаружи. Темные пыльные помещения, вонявшие плесенью и сыростью, покосившаяся лестница на второй этаж со сломанной периллой, гроздья паутины, свисающие с потолка — и это было лишь тем, что Ивейн заметил при первом взгляде.

Однако, к его удивлению, Вильгельму не было чуждо искусство — правда, весьма своеобразное. Вдоль одной стены висело несколько картин с изображенными на них существами, которых издалека можно было бы принять за людей. Хотя конечно, скорее всего, это и были люди, но нарисованные так, будто слепой с рождения художник наотмашь махал кистью, слушая рассказы таких же слепых. Но вот в отличие от прочих, Гилберт буквально прилип к уродливым полотнам, рассматривая их с искренним восхищением.

— Какая красота! — увлеченно воскликнул старик и перешел к одному из рисунков, изображающий некое нагромождение фигур с глазами и руками. — Надо же! Ваш дядя, оказывается, был ценителем живописи. Это достаточно новый стиль, стремительно набирающий популярность в светских кругах — неогеометрохудизм.

— Скажите капитан, — протянул Ивейн, с безысходностью оглядываясь вокруг. — А сколько лет назад умер наш дядя?

— Не так давно. Чуть больше недели назад.

— То есть он в этом доме еще и жил? — спросил Гилберт, переходя от картины в стиле неогеометрохудизма к монструозному натюрморту с нагромождением каких-то щупалец. — А ваш дядя был человек весьма неприхотливый. Но вы лучше посмотрите, как умело художник смог выразить…

— Канцлер ждет наверху, — перебил его Ричард.

Поднявшись на второй этаж, они в на удивление чистое (естественно, по сравнению с тем, что они видели внизу) и просторное помещение, освещаемое несколькими светильниками. В центре комнаты стоял добротный круглый стол, за которым находился худощавый старик в больших овальных очках с тонкой серебряной оправой на крючковатом носе. Нисколечко не обратив внимание на вошедших, он что-то считал на небольших деревянных счетах, быстро щелкая костяшками. Облачением ему служила рубаха с жабо, расшитый золотой нитью жилет, сюртук из коричневого шелка и красная мантия.

Напротив него сидел молодой юноша, с безучастным видом смотрящий в окно, двумя руками придерживая на коленях большую кожаную сумку. Одет он был в белую сорочку с накинутым поверх длинным черным камзолом и такого же цвета бриджи, едва доходящие до колен. Ричард прокашлялся — старик, спрятав счеты, подскочил к Артуру и затряс его руку.

— О, наконец-то! А мы вас уже заждались! Как я понимаю, вы — Артур? А вы — Ивейн? Очень приятно. Меня зовут Рональд Гридер, я — канцлер нашего чудесного города. А вы, простите…

— Гилберт, курьер, очень приятно познакомиться с вами, господин кан…

Даже не дав тому закончить, Гридер вновь повернулся к Артуру, состряпав страдальческую мину.

— Очень, очень жаль вашего дядю, — канцлер достал из кармана сюртука шелковый платочек и промокнул им сухие глаза. — Погибнуть в самом расцвете сил, какая трагедия! Сочувствую вашей утрате.

В ответ Артур слегка

поклонился, церемонно поблагодарив канцлера за его слова. Пока Артур расшаркивался с канцлером, Ивейн искоса разглядывал парня сидящего за столом. С тех пор как они вошли, на его лице не дрогнул ни один мускул, а выпученные глаза, которыми он, практически не моргая, буравил Артура и Ивейна, придавали ему схожесть с гигантской лягушкой, случайно выползшей из болота и напялившей костюм. Гридер пригласил их за стол — и тут Ивейну показалось, что он слегка кивнул стоящему позади него капитану стражи, однако не успел он это обдумать, как канцлер затараторил:

— Хочу представить вам господина Робберна, — при упоминании своего имени парень, сидящий за столом, несколько раз быстро моргнул, видимо, изобразив тем самым приветствие, — он представляет здесь интересы главного банка Распутья. Все официальные сделки, связанные с финансами, проводятся только через него, — парень с рыбьими глазами поджал губы, будто бы они посмели усомниться в словах Гридера. — Итак, предлагаю перейти к сути дела. Господин Артур и господин Ивейн, согласны ли вы вступить в права наследования… так, тут ничего важного… выполнить последнюю волю вашего усопшего дяди Вильгельма... опять пустые формальности... как единственные наследники… снова отступление… и получить все его имущество: двухэтажный особняк, в котором мы, собственно, сейчас находимся, лавку часовых механизмов и прочее и прочее?

Ивейн хотел было уточнить насчет «прочего и прочего» но Артур, опередив его, уже подошел к столу. Взяв в руки перо, любезно предоставленное канцлером, он макнул его в стоящую на столе чернильницу и широким росчерком поставил на бумагу свое имя. Закончив, он протянул перо Ивейну. Тот немного замялся, но все же последовал примеру брата, однако не успел он дописать последнюю букву, как в комнату ворвалось несколько стражников во главе с Ричардом. Если раньше Ивейн только подозревал, что вокруг них творится что-то неладное, то теперь он был полностью в этом уверен.

— Что тут происходит? — с удивлением спросил Артур, оглянувшись на вошедшую стражу.

— Господин Артур и господин Ивейн, вы обвиняетесь в неуплате долгов главному банку Распутья, — произнес Ричард, подтягивая пояс. — А так как в Распутье это весьма серьезное преступление, мы вынуждены вас задержать.

— Эй, что!? Мы не брали ни у кого в дол! — возмутился Ивейн. — Да мы в городе пробыли меньше часа! Вы сами это знаете!

— Вы — нет. Ваш дядя — да, — нарушил молчание Робберн; голос у него оказался столь безжизненным, что просто веял холодом. — Незадолго до смерти Вильгельм взял у нас несколько крупных займов, а все официальные задолженности идут под графой «прочее и прочее». Подписав бумагу, вы и ваш брат официально вступили в права наследования, так что теперь все имущество вашего дяди, включая долги, переходит к вам.

— Как? Вы не знали?! Я думал вы в курсе местных законов! — заломил руки канцлер и обратился к парню. — Господин Робберн! Может быть, вы сможете решить вопрос с этими приятными юношами не доходя до крайностей? Ну, посмотрите — разве они похожи на преступников!

— Лицо признанное должником главного банка Распутья может погасить свои долги добровольно при первом официальном запросе и в этом случае с лица признанного должником главного банка Распутья снимается ответственность и пеня за уклонение от уплаты долгов в указанное договором время, — на одном выдохе без единой паузы пробубнил Робберн, будто зачитывая по бумаге.