Карусели дьявола
Шрифт:
– Нет-нет! Прекрати! Прекрати сейчас же!– Услышала она и вновь почувствовала на своем лице его твердые пальцы. Он снова надел на нее повязку.
– Будь ты проклят!– Простонала она.– Будь ты проклят…– И в тот же миг она поняла, почему узнает этот красивый бархатный голос.– Кирилл Андреевич, это вы?!
– Да, Аня, это я,– отозвался похититель.
Услышав это, Аня оцепенела от животного ужаса, от невозможности происходящего с нею здесь и сейчас, и всего что говорил ей об Иванове Хасан
– Аня, у нас есть только два пути. Или ты успокоишься. Или я вколю
– Хорошо, Кирилл Андреевич,– пленница сглотнула комок, застрявший в горле.– Я успокоюсь, я уже успокоилась.
– Хорошо, дочка,– Иванов снова погладил ее по щеке.– Хорошо. Отдыхай. Я оставлю тебя ненадолго. И еще одно, Аня. Называй меня папой…
Он аккуратно притворил за собой дверь и улыбнулся.
– Господи,– прошептал беззвучно.– Спасибо тебе, Господи!
Он вышел на крыльцо и полной грудью вдохнул сырой холодный воздух. Времени было далеко за полночь. Луна запуталась в плотных облаках, и от того ночная тьма казалась густой и осязаемой. Она царила повсюду, это был ее час. И у мужчины на крыльце ото всего этого, от пережитого только что разговора и от невыразимого никакими словами чувства любви и нежности плавилось сердце. Он снова чувствовал уже забытые приливы любви к самой последней божьей твари.
– Боже-боже,– нашептывал он все также беззвучно.– Это и есть чудо твое… Это и есть жизнь.
Для него это были не пустые слова.
Он вернулся в дом. В гостиной за лакированным столом темного дерева сидела Ирина Храмцова. Перелистывала альбом с репродукциями полотен старых мастеров. Когда Иванов появился в комнате, отложила его в сторону.
– Теперь ты доволен?– Спросила она.
Иванов подошел к ней, встал на колени и поцеловал руку.
– Спасибо! Счастье мое не передать словами.
– Любовь моя!– Она соскользнула со стула на пол и тоже встала на колени.– Я люблю тебя! Нет ничего, что бы я для тебя не сделала.
А в это время их пленница плакала в непроницаемой тьме глухой комнаты.
Спустя час Иванову позвонил Шпарак.
– Кирилл Андреевич,– задыхаясь от страха, выпалил он.– Хасан все знает! Он знает все!!!
– Это что-то меняет?– Иванов слегка отстранил от своего лица алчущие губы любовницы, и она принялась целовать его грудь.
– Меняет?.. О чем вы вообще?!– Истерично выкрикнул Шпарак.– Вы что не понимаете? Он знает все!!!
– Ты думал, что обещанное так легко получить? Ты знал на что идешь. Перестань трястись от страха. Ты знаешь, что делать. Мы все знаем…
– Но, Кирилл Андреевич…
– Ты знаешь, что должен сделать! Шаг за шагом,– оборвал его Иванов.– И больше не звони мне. Увидимся утром.
Он отключил телефон и расслабился. Ирина была ненасытна.
В девять часов утра возле подъезда Бикташева остановились две легковушки. Из них вышло несколько человек. Они без суеты направились в подъезд. Сидевшие на лавочках старушки сразу почуяли неладное. Один из приехавших показал товаркам удостоверение работника милиции и кратко изложил суть дела:
– Бикташева Хасана
От такой напористости оперативника у старушек пропал дар речи. Они шустро поднялись с лавочек и засеменили к соседнему подъезду. Оперативник же по рации перекинулся с коллегами парой фраз и замер возле входной двери.
Спустя пять минут из подъезда вывели Бикташева, расхристанного, с подбитым глазом и кровоточащей ссадиной на правой скуле. Он еще пытался отбрыкиваться, но перевес был явно на стороне оперативников.
– Господи,– принялись перешептываться старушки.– За что же его?
– В тихом омуте черти водятся…
– Ничего себе, в тихом!!! Он надо мной живет! Сколько раз участковому жаловалась…
– И что же это делается?!
Тем временем общими усилиями Хасана посадили в машину, и опергуппа также неприметно исчезла со двора, оставив зевак в тягостном недоумении.
Николай Николаевич Ефимов выпустил клуб табачного дыма и посмотрел в окно. В воздухе пролетал рыхлый желтоватый снежок. Время приближалось к полудню, но казалось, что утро только начинается. Ефимов отвернулся от окна и снова затянулся ядреным табачным дымом. Он курил только папиросы, но делал это так, словно смаковал превосходные, самого высокого качества кубинские сигары. Он и курить начал именно с папирос, насмотревшись на Владимира Высоцкого в роли Глеба Жеглова. Вот и сейчас, разглядывая сидевшего напротив него человека, попыхивал заломленной в двух местах папиросиной.
До этого момента он говорил много и долго, и сейчас отдыхал, чувствуя себя боксером в перерыве между раундами.
– Советую дать признательные показания,– ещё раз повторил он.– Сознайтесь в содеянном, Бикташев. Сознайтесь, это вам зачтется.
– Меня подставили,– сквозь зубы ответил задержанный. И Ефимов заметил, что недавний злой задор у Бикташева уже иссяк.
Он потушил папиросу в пепельнице и слегка перегнулся через стол:
– Кто тебя подставил, Бикташев? Назови имена. Кому это нужно?.. Потому что я знаю, что нужно тебе, Бикташев. Об этом говорят все, кто тебя знает. У тебя с Лазаревой были интимные отношения, а потом вы расстались. После этого ты преследовал ее больше месяца. И свидетелей этому: считать не пересчитать. Бикташев, ты лучше бога моли, чтобы мы нашли ее живой и здоровой… Где ты держишь похищенную тобой гражданку Лазареву?!– Неожиданно рявкнул он.
– Ты меня слышишь вообще?!– В голос ему завопил Хасан.– Вызови следователя Потапова из сорок девятого отделения. Вызови Потапова!
– Я из тебя душу выну,– пообещал ему Ефимов.– Я вызову свидетелей твоего преступления! И посмотрю, что у тебя найдется против их слов! Ты готов услышать правду?!
– Правду?! Я тебе всю правду выложил!– Завопил Хасан пуще прежнего.– Выпусти меня! Выпусти!!! Я тебе все сказал!!! Я же вас, ментов, предупреждал!– Он рванулся, едва не вырвав спинку стула скованными руками.– Аня! Аня!!! Это вы, суки-менты, виноваты! Выпусти меня, сволочь! Только я могу ей помочь! Только я…