Карусели над городом (Происшествие в Кулёминске - 1)
Шрифт:
– С него, как с худой овцы, шерсти на копейку, - сказала Ефросинья Дмитриевна.– А вот баловства на руль.
– Ничего, шерсть отрастет. У молодого человека волос хороший, мягкий. Такой волос обрабатывать легко. А бывает, знаете, волос ломкий, сухой. Проведешь, к примеру, расческой, а из него током бьет.
– Это как же током?– удивилась Ефросинья Дмитриевна.
– Искры такие голубенькие.
– Голубенькие, как иголочки?
– Совершенно справедливо, - подтвердил парикмахер.– Именно - как иголочки. Из этого я могу сделать вывод, что
Но Ефросинья Дмитриевна уже не слушала парикмахера. В мыслях ее мерцали голубенькие иголочки.
– Август Яныч, - спросила она, - ты Алексея Палыча знаешь, учителя?
– Как самого себя, - ответил парикмахер.– Волос у него богатый, с таким волосом можно жить. Иметь в таком возрасте такой волос редкость по теперешним временам. Скажу больше...
– Погоди, погоди... Ты меня не сбивай. Скажи - ты был на днях у нас в школе? Не запирали тебя в подвале? Не стриг ты там кого?
Вопросы, конечно, странные, но странности человеческие как раз и были второй профессией Августа Яновича.
– Я вам скажу больше, - ответил тот, - я не сомневаюсь, что у вас в подвале кого-то стригут. Но я там не был. Тем более меня не запирали. А в чем дело?
Ефросинья Дмитриевна не могла более сдерживаться. Август Янович всегда вызывал у нее доверие. И не у нее одной. Парикмахер, если он хороший парикмахер, должен не только уметь стричь, но и уметь слушать. Август Янович был хорошим парикмахером. Ефросинья Дмитриевна рассказала ему о том, что увидела в темном подвале, и о том, что узнала вчера в больнице.
– Забирайте вашего молодого человека, - сказал Август Янович, выслушав все до конца.– С вас пятнадцать копеек.
– А больше ты ничего не скажешь?
– А что тут можно сказать?– равнодушно ответил парикмахер. Первое вам просто показалось. Скажу больше: вы в тот день сильно устали. Что касается продуктов и сведений уважаемой Клавдии Петровны, то, с одной стороны, это не мое дело, а с другой стороны, Клавдия Петровна иногда может преувеличить.
– Трепло она, Клавка, это ты верно сказал, - согласилась Ефросинья Дмитриевна.– А уж устаю - наутро ноги не ходят. Одна на всю школу. Значит, говоришь, почудилось?
– Абсолютно. Как говорится, преступление, которое не состоялось.
– Ну и ладно, - вздохнула Ефросинья Дмитриевна, почуяв вдруг облегчение. Одной заботой у нее стало меньше.
Август Янович с удовольствием принял эту заботу на себя. Он чувствовал, что наклевывается приятная работенка.
Август Янович взял чистый кассовый лист и на обратной его стороне нарисовал четыре кружочка. В большом кружке он поместил буквы "А.П.", в остальных трех написал по очереди: "пр.пр." (пропажа продуктов), "п. в п. ?" (посторонний в подвале?) и "Б.К.– с.?" (Борис Куликов соучастник?). Затем три малых кружка были соединены линиями с большим. Для начала получилось неплохо: сразу три линии протянулись к Алексею
Подумав, парикмахер кружочек "пр.пр." соединил пунктирной линией с кружочком "п. в п. ?". Теперь "п. в п. ?", хоть и под вопросом, соединялся с остальными уже двумя линиями. Нутром закоренелого сыщика Август Янович чувствовал, что все дело в этом "п. в п. ?". Если его нет, то нет и загадки. Но начинать с абсолютно неизвестной величины было бессмысленно. Не было ни книги, ни последней главы. Главу эту нужно еще создать.
Логика подсказывала, что начинать нужно с Алексея Палыча.
Вообще говоря, парикмахер не особенно торопился. Время у него имелось. Но в тот день время двигалось ему навстречу.
Часа через два после ухода Ефросиньи Дмитриевны в парикмахерскую зашла учительница английского языка. В любой другой день Август Янович сделал бы ей прическу и отпустил с миром. Но с сегодняшнего дня все связанное с Алексеем Палычем стало особенно важным для парикмахера.
– Елена Сергеевна, - любезно сказал Август Янович, - для вас, как для старой клиентки, я сделаю все возможное. Скажу больше: и невозможное тоже.
Учительница погрозила ему пальцем.
– Вы хотите сказать, Август Янович, не для старой, а для давнишней клиентки.
– Мадам, - развел парикмахер руками, - не вам бы об этом говорить. Если я сделаю вас на двадцать лет моложе, вы превратитесь в грудного ребенка.
В свои пятьдесят лет Елена Сергеевна, разумеется, знала цену таким комплиментам. Но это вовсе не означало, что она должна эти комплименты оспаривать.
– Август Янович, - сказала Елена Сергеевна, - сегодня я принимала экзамены. К нам приезжала инспекторша из города. У нее была прическа... Я обратила внимание - как она головой ни вертела, волосы всегда укладывались на место. Вы считаете, мне такую можно носить?
– Сессун, - ответил парикмахер.– Разумеется, можно. Эта прическа идет абсолютно всем. Правда, ее нет в нашем прейскуранте... Но для вас... Придется посидеть часа полтора. Прошу вас, не скучайте. Рассказывайте...
– О чем же рассказывать? Вы ведь и так все знаете.
– Далеко не все. Расскажите, например, о... наклоните головку вперед... о вашей школе... о ваших учениках... пожалуйста, не шевелитесь - у меня в руках ножницы... о ваших коллегах...
– Что же школа...– вздохнула Елена Сергеевна.– С каждым годом становится все труднее. И нам и ученикам. Мне кажется, что в наше время было гораздо легче учиться.
– В наше время мы имели время для "чижика", я уж не говорю о "казаках-разбойниках", - сказал Август Янович.– Теперешняя школа тихий ужас. У нас уже не дети, у нас сплошные академики.
– Это с одной стороны. А с другой, ни у одного учителя нет полной успеваемости.
– Даже у Алексея Палыча?– невинно спросил парикмахер.
– У Алексея Палыча?– повторила Елена Сергеевна.– Не знаю, я давно его не видела.
– И я тоже. Уж не заболел ли он?
– Не думаю. Не слышала... Впрочем, я ошиблась, я на днях видела его в магазине.