«Касалась Муза щёк моих…»
Шрифт:
Давно я счёт им потерял,
Хотя скажу тебе: «Ты знаешь,
Я лишь с тобой весну познал».
Куда-то мчатся поезда,
Куда-то птицы улетают…
Лишь погрустневшая звезда
В тобой любимом чудном мае
Неспешно свет на землю льёт…
Который год, который год
Весну один я провожаю
И письма старые читаю.
Крыша красная, солнце яркое,
Дом на фоне зелёной горы;
На
Средь летящей вокруг мишуры
Из пустых, незабытых обид;
Тени прошлого – дети малые
Не отходят от нас ни на шаг…
Чувства – новые, страхи – старые,
Нет дыханья живого в словах,
И костёр отчужденья горит.
Как под крышею, крышей красною
Пара ласточек раньше жила…
Время стылое и опасное,
Никудышные нынче дела, –
Больше ласточки там не живут;
На скамейке мы, отчуждённые,
А меж нами обиды стена.
Друг от друга мы отстранённые,
И неведомо, чья в том вина,
Но сердца примирения ждут.
Ветка мимозы
И был туман. И средь тумана
Виднелся лес и склоны гор…
И вдруг широкого Лемана
Сверкнул лазоревый простор.
Давай же не будем, не будем,
Не будем топтаться по… нервам;
Притих абрикосовый пудель
У ножек прекраснейшей стервы.
Мужчиной брутально-свирепым
Торчу средь подушек занозой,
Ты что-то вещаешь нелепо,
А в зеркале ветка мимозы…
…Меня донимают сюжеты
Из небыли жуткой и были;
В межзвёздном пространстве поэтом
Парю средь космической пыли,
Во сне опускаюсь на землю,
Туманом вокруг всё покрыто,
Банальную быль не приемлю, –
Пинаю зачем-то корыто…
Я пуделем лягу покорным
У ножек прекраснейшей стервы…
Мне нравится мир иллюзорный,
Не надо топтаться по… нервам.
Отель. Окно. В нём вид Лемана,
А в вазе веточка мимозы.
До неба брызги от фонтана…
Опять влюбляюсь под гипнозом.
Мечты, мечты…
Давай плохое мы отбросим,
Что не случилось, всё забудем
И счастье спящее разбудим,
Вернуться к нам его попросим;
И самовар ещё прабабкин
Урчать нам станет, как и прежде.
И будет горько, будет сладко…
Возможно, явит лик надежда?
Перед рассветом
(в
Лежу в ночи с открытыми глазами
И в мыслях жизнь перебираю…
А где-то там, за тёмными горами,
Есть та, о ком я вспоминаю…
Как бесконечно долго длится ночь!
О, эти петухи в деревне горной! –
Их пенье необычно звучно,
Хоть небо всё ещё иссиня-чёрно,
В окне толпятся звёзды кучно;
Но катится уже к исходу ночь,
Ночная птица всхлипнула и смолкла,
Звезда беззвучно с неба пала…
Я слышу, как в Сибири воют волки,
Я вижу, рушит море скалы…
Меня терзает неотступно ночь,
Хоть небо всё отчётливей светлеет,
Сам говорю себе с укором:
«Что медлишь ты? Вставай, Матвеев!
Скорее отправляйся в горы!»
…Петух пропел, и отступила ночь!
Перед автопортретом Виже-Лебрен с дочерью Жюли
Не оторвать мне взгляда от портрета, –
Улыбкой губы тронуты слегка;
Шепчу: «Бонжур, мадам Виже-Лебрен!»
Пределов нет фантазии поэта,
Мне кажется, в руке моей её рука,
Я попадаю к даме в сладкий плен…
А у неё девчонка на коленях –
Прелестная красавица Жюли,
Глаза манят, недетские глаза,
Во времени застывшее мгновенье;
Я отрываюсь тут же от земли,
Лечу назад, чтоб важное сказать.
Спасибо вам, Виже-Лебрен, за встречу,
За краски вдохновенья на холсте;
Как удивителен сегодня вечер! –
Я сердцем прикоснулся к красоте.
Свет из прошлого
Киоко Сузуки
Глаза прикрою, предо мною
Стоит девчонка в шляпке чёрной…
И с этой памятью живою
Я словно в мире иллюзорном
Живу, уже давно живу;
Раскосы очи, след улыбки
Слегка заметен на губах;
Верну назад свои ошибки,
Вернусь к японке той в стихах,
Душа воспрянет, – дежавю!
Девчонку в мыслях я рисую,
В руках сосуд и жизнь в сосуде,
И нежности небесный свет.
И словно снова наяву я
На перекрёстке разных судеб,
Где мой и твой, Киоко, след.
Италия
Зовут её Италия –
Красива солнцеликая,
С коварно-гибкой талией,
Со страстью южно-дикою!
Свободно-независима,
Из высшего сословия,
Италия, брависсимо!