Каштановый омут

Джеллис Роберта

В разгар суматохи со стороны замка послышались звуки труб. Люди, боровшиеся с огнем, бросились назад помочь седлать лошадей. Огонь сам по себе не представлял реальной опасности. Он был, очевидно, лишь средством посеять замешательство в лагере, чтобы затем предпринять вторую неожиданную атаку. Лошади, однако, относились к огню не столь пренебрежительно. Они брыкались и кусались, не давая всадникам их оседлать. Между тем ворота замка распахнулись, и оттуда на полном скаку вылетел большой отряд. Люди Саэра ругались, но довольно спокойно продолжали седлать лошадей. Огонь распространялся в обе стороны, и если их лошади взбунтовались, то того же

следует ожидать и от коней Адама Леманя. Его люди не смогут пробиться сквозь широкую полосу дымящейся, горящей травы в сколько-нибудь организованном порядке.

Спокойствие продолжалось до того мгновения, когда внезапно шквал горящих стрел обрушился уже на сам лагерь, поджигая палатки и фургоны с припасами. Жертвами становились и воины, и лошади; крики и взбесившиеся животные быстро превратили организованную подготовку к бою в панику и хаос. Те, кто мог, вскочили в седла, но у них не было возможности броситься прямо на врага, а когда они намерились объехать пожарище, то услышали раскатистый хохот Адама и его людей, который несся вместе с дымом по ветру. Не дожидаясь, пока какой-либо из отрядов Саэра настигнет его, Адам со своими людьми благополучно вернулись в замок. Они с удовольствием наблюдали со стен за результатами своей атаки. Враг потерял половину палаток и запасов, не говоря уже о ночном отдыхе, вместо которого люди Саэра отчаянно сражались с огнем. Роберт де Реми топнул ногой и ласково положил руку на плечо своего господина.

– Милорд, милорд, – смеялся он, – как вы все это придумали?

Адам тоже улыбался, но его орехового цвета глаза сверкали гневом.

– Граф Лестерский, который был моим сюзереном, упокой, Господь, его душу, не любил терять без пользы людей и деньги или позволять кому-либо причинять ему ущерб. Если какая-нибудь хитрая изюминка могла спасти жизни или земли, он без колебаний пользовался ею.

– Изюминка, – зашелся в смехе де Реми, – сладкая горячая изюминка, только боюсь, что тем, кому пришлось отведать ее, такой десерт пришелся не по вкусу.

Каламбур получился действительно смешным: ведь «изюминкой» называли скульптуры из еды, которые по обычаю сооружались поварами и пекарями и означали очередную перемену блюд на больших приемах. Адам снова улыбнулся, давая понять, что оценил шутку кастеляна, но глаза его озабоченно сощурились.

– Удвойте стражу, – сказал он де Реми, – и прикажите часовым следить за противником не только глазами, но и ушами. Наш выпад может иметь двоякие последствия – оба вроде бы в нашу пользу, но мы должны быть готовы правильно действовать в каждом случае. Возможно, этот французский разбойник потеряет терпение и начнет атаку ночью, а может, подождет до завтра, чтобы дать своим людям отдохнуть. Если они решат выступить на штурм сегодня, то будут полумертвыми от усталости из-за наших шалостей…

– А если они подождут до завтра, к нам подоспеет помощь из Девилс-Дайка и Трули, – с жаром закончил мысль де Реми.

– Надеюсь. Погода пока держится, но мы должны быть готовы защищаться самостоятельно, если какое-либо происшествие задержит Вильяма и Хью. Гм-м… Я вот думаю…

– Еще одна перемена блюд, милорд?

– Боюсь, что это уже не так хитро и гораздо опаснее, но если они не пойдут на штурм этой ночью, поручите нескольким воинам понаблюдать, где они хранят свои штурмовые лестницы. Если они сложены не в глубине лагеря, мы пошлем людей с маслом, чтобы поджечь их.

Саэр кипел от гнева, когда получил отчет о новом уроне, который

нанес ему Адам, но был не настолько зол, чтобы потерять голову. Его люди были не только измождены борьбой с огнем и нервным напряжением в ожидании очередных пакостей из Телси. Они начинали чувствовать себя более слабой стороной, несмотря на численное превосходство. Лучше дать им отдохнуть день, пока капитаны смогут подогревать их боевой дух и жадность россказнями о том, что им позволят бесконтрольно насиловать и грабить, учитывая гнев Саэра. На следующий день Саэр не забыл распространить сообщение разведчиков о том, что нет никаких признаков приближения дополнительных сил к замку. Следовательно, либо Лемань лгал, надеясь запугать их, либо, что еще лучше, люди, которых он позвал на помощь, предали его.

Примерно в то же время, когда Саэр возвещал о том, что надежды Адама на помощь наверняка не осуществятся до штурма, Роберт де Реми очень осторожно спорил со своим господином. Он не был силен в дипломатии, но прожил на этом свете на тринадцать лет больше своего юного сеньора и имел младших братьев. Поэтому, когда Адам заявил, что сам возглавит вылазку в лагерь противника, сэр Роберт не воскликнул, что это слишком опасно. Он сказал лишь, что Адаму следовало бы более заботливо относиться к своим людям и постараться сделать так, чтобы их не сразу опознали.

– Никто, – сухо заметил он, – не видел никаких особенных гигантов среди крепостных, доставляющих лес и воду лагерь. Может быть, если бы вы смешались с воинами в бок? позапрошлой ночью и послушались меня, когда я умолял Вас позволить мне поговорить с ними со стены, на неожиданное появление великана среди их слуг и не обратили бы взимания…

– Ну, я могу немного пригнуться или…

– Или идти на коленях, не так ли? – осторожно, но едко заметил сэр Роберт. – Разумеется, на это никто не обратит внимания!

Адам рассмеялся, несмотря на то, что минуту назад готов был взорваться. Он был гораздо выше ростом любого не знавшего ограничений в еде знатного дворянина, а уж в сравнении с обычными крепостными, которые, если не считать живших при замках, постоянно страдали от недоедания, а зачастую и от настоящего голода, что сдерживало их рост, он был поистине великаном. План, который разработали Адам и его управляющий, заключался в том, чтобы, переодевшись крепостными, под прикрытием темноты, проникнуть в лагерь противника и попытаться на рассвете поджечь штурмовые лестницы. Тем временем очередная вылазка из замка отвлечет людей Саэра и позволит поджигателям ускользнуть. Адаму пришлось согласиться, что, если кто-нибудь в лагере Саэра заметит его, – а его трудно не заметить, от вылазки будет больше вреда, чем пользы. В конце концов, он признал, что идти должен сэр Роберт, но ему придется помалкивать, поскольку английского он не знает, а его французский без акцента выдаст его так же, как выдал бы Адама рост.

Перед самым рассветом Адам приказал открыть ворота и повел гарнизон замка и своих людей к лагерю, производя как можно больше шума и суматохи. Поэтому никого не удивило, что их встретили уже наготове со всей яростью, подкрепленной растущим разочарованием и страхом, и довольно легко начали теснить назад, к стенам замка. Будь Саэр не так разгневан, возможно, он задумался бы, почему его враги оказались в этом бою гораздо податливее, чем в предыдущих. Однако привычка воспринимать осажденных как слабых в сочетании с яростью и страстью ослепляла его, не дав заметить очередную ловушку.