Каштановый омут

Джеллис Роберта

– И если он решит, что об его интересах не заботятся, он позаботится о них сам.

– Ну… – вассал колебался. Адам скривил рот.

– Я заметил одну очень характерную для женщин черту: они чрезвычайно деликатны и скромны, когда дело касается того, чтобы плюнуть на пол или, скажем, помочиться, и в то же время высказываются о таких вещах, какие стоило бы пригладить, завуалировать, совершенно откровенно и бескомпромиссно.

– Прошу прощения, милорд, – смиренно потупилась Джиллиан. – Я только хотела, чтобы не оставалось никаких недоразумений. Боюсь, что сэр Ричард слишком великодушен, чтобы высказывать свои истинные

подозрения, но здесь, в непринужденной обстановке, стоит говорить лишь чистую правду, чтобы потом недосказанность не стала причиной трагедии.

Мужчины опять уставились на нее. Это было действительно ценное замечание. Сэр Ричард прочистил горло. Адам пожал плечами.

– Знаете, она права… – сказал он, почему-то немного смутясь.

– Что ж, очень хорошо. Тогда я буду изъясняться настолько ясно, насколько смогу, и прошу вас помнить, что говорю не со зла…

– Я еду с вами, – твердо заявила Джиллиан, как только сэр Ричард многозначительно замолчал после замечания, что не стоило бы оставлять столь юную леди одну в замке Тарринг. – Кому же будет присягать сэр Эндрю, если не мне?

Адам ухмыльнулся, увидев, что сэр Ричард снова разинул рот. Эта реакция была ему очень понятна. Люди, не знавшие его матери, часто выглядели обескураженными, когда им приходилось иметь дело с такой сильной женщиной. И Адаму доставляло особое наслаждение, что и его женщина производит такой же эффект.

– Но, миледи, – попытался разубедить ее сэр Ричард, – сейчас не та пора года, и обстановка в стране не располагает к путешествиям знатных леди. Фургоны с багажом увязнут в грязи…

Нежный смех окончательно сразил его.

– Мой дорогой сэр Ричард, вы очень добры, но я действительно неприхотлива. Одна вьючная лошадь легко потащит все, что мне понадобится, – глаза ее потемнели и смех утих. – Уверяю вас, когда Осберт де Серей вез меня сюда из Франции, никаких повозок за нами не следовало, со мной был лишь нож для самозащиты, который я привязала к ноге.

– Кстати, – заметил Адам, – это прекрасная идея. Я всегда считал, что нож для еды – не более чем игрушка. Помню: когда моей сестре предстояло в одиночку отправиться в замок, в гостеприимности которого мы не были уверены, я велел ей взять с собой настоящий нож, но меня беспокоило, что ей будет трудно спрятать его. Вы должны показать мне…

Он осекся и покраснел. Джиллиан тоже зарделась. Адам ругал себя за несдержанность, но все обошлось. Сэр Ричард был слишком захвачен размышлениями о переменах в своей судьбе и о неженской проницательности Джиллиан и не заметил в последних словах Адама никакого намека на их отношения.

В любом случае это пришло бы ему в голову в последнюю очередь. Жестокость, сменившая на лице Джиллиан ее обычное милое выражение, и та небрежность, с какой Адам воспринял саму идею, что женщине приходится защищаться с помощью ножа, и его воспоминание, как он отправил свою сестру одну во вражескую крепость, настолько поразили сэра Ричарда, что ему было не до взаимоотношений Адама и Джиллиан.

Хотя Глинд был крупным имением с обширными землями и несколькими примыкающими свободными фермами, сэр Ричард понимал, что они с Адамом принадлежали к разным слоям общества. Адам имел обширные и могущественные связи. Он был сюзереном множества людей, подобных сэру Ричарду. Вероятно, решил сэр Ричард, женщины из окружения Адама отличаются от тех, к каким привык

он сам.

Эта мысль утешила его, и сэр Ричард укрепился в ней, когда планы были окончательно согласованы, и Джиллиан каким-то образом подвела его к идее предложить своего сына в качестве управляющего Тарринга, пока они будут в отъезде. Адам был не совсем доволен подобным решением, так как вполне доверял сэру Ричарду и не хотел, чтобы у того возникла и тень подозрения, что его сын останется заложником. Джиллиан, однако, готова была ради безопасности стерпеть недовольство Адама и храбро игнорировала его нахмуренный вид, совершая свои дипломатические маневры.

За день до этого Осберт де Серей предстал просителем перед наследным принцем Франции. Людовик знал Осберта как труса и самодовольного хлыща, но тот оказался ко всему еще и дураком. Тем лучше, Людовик получит двойную выгоду, отправив его туда, где бесчинствовали грабители, использовавшие боевой клич Фиц-Уолтера. Он избавится от этого сплетника и получит какую-нибудь информацию о той банде. Принц сразу взял быка за рога.

– Я слышал, сэр Осберт, – отрывисто начал он, – вы не слишком сильны в том, чтобы лазать по стенам и пробиваться сквозь бреши.

– Милорд… – хотел возразить Осберт сорвавшимся от неожиданности голосом.

– Не утруждайте себя объяснениями, – оборвал его Людовик. – Так случилось, что ваше отвращение к битвам вполне совпало с моими потребностями. Вы, конечно, слышали историю о грабителях, которые кричали «Данмоу». Я уверен – они не были людьми Фиц-Уолтера, но не знаю, кто они на самом деле и почему использовали этот клич. Поскольку от вас, скорее всего, помощи во время штурма не дождешься, и вы только все испортите, то окажете мне больше пользы, отправившись на юг, к замкам Неп, Арундель и Льюис. В каждом месте вы должны выполнить две вещи: уверить местных жителей, что они стали жертвами предательской шутки, поскольку Роберт Фиц-Уолтер не имеет никакого отношения к этим событиям, и попытаться обнаружить хоть какой-нибудь намек на то, кто эту шутку разыграл.

– Я, разумеется, исполню ваш приказ, – ответил Осберт, игнорируя слишком откровенно высказанные причины, побудившие Людовика избрать именно его для этой задачи, – но я не богат, милорд, и уговорить моих людей покинуть лагерь будет затруднительно.

Пробурчав что-то, Людовик дал Осберту немного денег и письмо, приказывающее всем оказывать сэру Осберту де Серей всяческую помощь, пока он занят выполнением поручения принца Французского. Осберт мог быть доволен. Он, конечно, отложит поиски грабителей на некоторое время – по меньшей мере, пока Людовик не завершит кампанию и вернется отдохнуть на зимние квартиры в Лондон. Не понравилось Осберту только предупреждение принца, чтобы он не болтался без дела и не задерживался в Лондоне.

Было что-то такое во взгляде Людовика, что проникло сквозь стену глупости и самодовольства Осберта в достаточной мере, чтобы предупреждение возымело действие. Злой из-за того, что не сможет повеселиться, как поначалу собирался, Осберт потратил три дня на «подготовку». Он отправился только тогда, когда начался запланированный штурм Беркхемпстеда. Однако предупреждение Людовика задело его за живое. Вместо того чтобы отправиться на юго-восток, в Лондон, он двинул точно на юг, лишь затем слегка свернув на восток к Аксбриджу.