Каслфор. Город тайн

Фаблер Лана

Что ей теперь, бояться каждой тени? Габриэль права. Она не жертва. Или, по крайней мере, больше не хочет ею быть. Они, как охотничьи собаки, чуют ее страх и потому нападают. Но больше она никому не покажет своей слабости.

Сбросив с себя одежду и положив на полку в кабине баночки с шампунем и гелем для душа, Ивейн открыла кран, и на нее хлынула горячая вода. Она стекала по ее телу, согревая его и расслабляя каждую его мышцу. Растаяв от тепла, Ивейн закрыла глаза и стала напевать себе под нос какую-то глупую детскую песенку.

«Много,

много птичек

Запекли в пирог:

Семьдесят синичек,

Сорок семь сорок».

Сквозь шум воды Ивейн, как ей показалось, уловила какой-то шум. Открыв глаза, она умолкла и прислушалась. Но звук не повторился. Был ли он вообще? Решив, что она снова себя накручивает, Ивейн продолжила петь уже скорее для собственного спокойствия, но глаза больше не закрывала.

«Трудно непоседам в тесте усидеть.

Птицы за обедом

Громко стали петь».

Сквозь запотевшее стекло душевой кабины она заметила, как что-то снаружи мелькнуло неясным темным пятном. Затем глухой щелчок, и свет погас. Задохнувшись от охватившего ее страха, Ивейн ударила по крану и выключила воду. Но из кабины выйти не торопилась.

– Эй, кто это? – крикнула она, обхватив руками свое мокрое тело, будто это могло ее защитить.

В темноте, заполняющей душевую, не было ни звука. Лишь стук капель, падающих с крана. Кап. Кап. Кап. Ивейн зажала уши ладонями, чтобы не слышать этот звук, потому что ей сделалось по-настоящему жутко.

Они снова пытаются запугать ее. Им было мало того, что случилось сегодня днем. Видно, Эллисон решила, что следует нанести контрольный удар. Но она обещала себе, что больше не будет жертвой. И, собравшись с силами, Ивейн раздвинула дверцы кабины.

Оказалось, что маленькая тусклая лампочка продолжала гореть над зеркалом. Возможно, как раз на случай, если погаснет основной свет? Или кто-то специально оставил ее включенной, чтобы она смогла разглядеть выведенную чем-то красным надпись на зеркале.

Ивейн в ужасе затаила дыхание, когда прочитала ее. И всеми силами попыталась заставить себя думать, что это просто красная краска. Краска, а не кровь.

«Смотритель наблюдает за тобой».

– Так, спокойно… – прошептал она самой себе. – Это просто чья-то шутка. Дурацкая шутка – только и всего.

Подбежав к настенным крючкам, Ивейн сорвала с одного из них свою одежду и стала быстро одеваться, даже не удосужившись вытереться. Но теперь, когда она стояла под углом к раковинам и зеркалу, ей стало видно, что в одной из раковин лежит что-то темное. В красной лужице.

Так и не застегнув пуговицы рубашки, Ивейн как в дешевом фильме ужасов маленькими шажками приблизилась к раковине и вскрикнула, отскочив от нее. Внутри нее лежала тушка крысы, очевидно, в ее же крови. Стало ясно, что надпись на зеркале была сделана ею, а не краской. А к самой тушке,

что делало ситуацию еще хуже, была прикреплена фотография.

Фотография из ее профиля на школьном сайте. На ней Ивейн смеялась, и в глазах ее было столько веселья, что капельки крови на фотографии казались совершенно неуместными, неправильными. Сорвавшись, Ивейн в истерике бросилась к двери и с силой дернула за ручку, но та не поддалась.

– Кто-нибудь! – заорала она, стуча в дверь кулаками. – Кто-нибудь, эй! Помогите!

– Ивейн? – к счастью, ее быстро услышали. – Ивейн, в чем дело?!

Это был голос Габриэль, которая, верно, заподозрила неладное, когда она задержалась. Она тоже дергала за ручку с другой стороны.

– Дверь, она не открывается! – взвыла Ивейн и быстро обернулась на мертвую крысу, словно она должна была вот-вот восстать из мертвых и напасть на нее. – Сделай что-нибудь, пожалуйста!

– Подожди, кто-то запер дверь на ключ. Я принесу его.

– Не уходи! – закричала в страхе Ивейн, но ей уже не ответили.

Рыдая, она сползла по двери на пол и вся сжалась, желая просто исчезнуть отсюда, забыть все это, стереть из головы эти пугающие воспоминания. Через пару минут послышался скрежет открывающегося замка, и Габриэль распахнула дверь, в тревоге оглядев плачущую на полу Ивейн, исписанное кровью зеркало и содержимое раковины.

– Тихо-тихо, все хорошо, – сев на колени рядом с рыдающей Ивейн, Габриэль обняла ее и стала поглаживать по сотрясающейся спине. – Все в порядке, ты в безопасности. Идем в комнату. Ну же, Ивейн. Вставай.

Поддерживая ее, Габриэль увела соседку в их комнату, а перепуганные девушки, сбежавшиеся на крики, с любопытством и страхом заглядывали в темную душевую.

Глава 3

Если в мужских общежитиях утро начиналось тихо и лениво – мальчики просыпались за двадцать минут до начала занятий, кое-как собирались и, захватив сумку, выбегали на улицу, то в женских общежитиях утро превращалось в целый квест.

Чтобы успеть пораньше сходить в душ и выиграть побольше времени на сборы, девушки просыпались чуть ли не на рассвете – за пару часов до начала первого урока. Но так как каждая думала, что ей удастся всех опередить, возле душевой всегда образовывалась очередь нервных, взлохмаченных и сонных девушек, которые не уставали театрально вздыхать и восклицать недовольным тоном «ну сколько можно ждать?»

Затем из всех комнат раздавалось жужжание фена для волос, а когда приходило время делать прически, начиналась беготня из комнаты в комнату с вопросами «я возьму эту заколку?» или «мне лучше с собранными или с распущенными?»

В Черри Хилле девушки жили дружно и привыкли делиться друг с другом вещами (разумеется, далеко не всеми). Те, кто хорошо общались, могли одолжить друг у друга резинку для волос или даже сумочку. Ивейн это нравилось, и хотя ее гардероб был весьма скромен, многие девушки заходили в их с Габриэль комнату, чтобы или спросить у них совета по поводу наряда или выпросить сережки, которые вчера надела сама Ивейн.