Каспар Фрай (авторский сборник)
Шрифт:
Лоток еще раскачивался, когда по нему покатилась новая бомба.
Сорвавшись с его края, она полетела в сторону следующего уступа, однако было очевидно, что это недолет. Неожиданно гельфиг, у которого не выдержали нервы, выстрелил по бомбе тяжелой стрелой, которая расколола глиняную оболочку и высвободила из нее все огненную силу. Вал огня захлестнул уступ вместе с теми, кто за ним укрывался, и снова к небу взметнулись крики и мольбы, а затем воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском пламени.
После небольшой паузы уйгуны заревели от ярости и с еще большим
Теперь стена буквально шевелилась от огромного количества уйгунов, которым не терпелось расправиться с защитниками замка. В ответ через крепостные зубцы летели камни, ядра и все, что попадалось оборонявшимся под руку. Затем болтушки сбросили еще несколько бомб, потеряв под стрелами гельфигов два расчета.
Пылавший под стенами огонь разносил запах горелого мяса, а гвардейцы понемногу выдавливали уйгунов со стены. Когда в дело вступили пришедшие с северной стены рыцари, уйгунов окончательно сбросили в ров, и это означало, что первый приступ отбит.
Де Гиссар отдал приказ трубить отход.
37
Гельфиги начали осторожно пятиться, оставляя небезопасные уступы, однако были все так же точны, и едва кто-то на стене забывал об этом, он тут же получал стрелу.
– Наводчики – к орудиям! – приказал фон Марингер и закашлялся. Дыму в крепости еще хватало, а от обслуги баллист и катапульт оставалась едва ли половина, тем не менее орудия были заряжены и вслед от ходящему врагу понеслись булыжники и зажигательные бомбы. Молодой граф Густав вернулся к уцелевшим арбалетам-гигантам и принялся расстреливать тех, кто еще недавно угрожал ему. Граф тщательно выбирал гельфигов – на его щеке обильно кровоточил оставленный черной стрелой порез.
Оставив под стенами замка пять сотен трупов, де Гиссар был вынужден отвести войска. Гибель гельфигов в двух уступах его потрясла, таких стрелков у него набиралось не больше четырех сотен, и он не мог себе позволить жертвовать ими так же вольно, как уйгунами, которых было почти три тысячи.
За отступавшими ковыляли легкораненые, за ними, проклиная судьбу, ползли те, кто не мог идти. Но и на них, в свою очередь, с завистью смотрели раненые с перебитыми ногами и выпущенными внутренностями. Некоторым из них предстояло умереть в ближайшее время, менее везучие могли промучиться до следующего дня. Это была их доля, и это был их выбор – воевать под знаменем величайшего разбойника побережья и умереть всеми покинутыми.
Не намного лучше обстояли дела и в замке. Храбрые и яростные уйгуны наделали много бед, располосовав своими отточенными мечами едва ли не треть гарнизона. Погибших от их рук, если не считать зарезанных слуг, было немного – человек тридцать, однако ранения многих пострадавших были очень серьезны.
Большой урон нанесли и стрелы, которые без перерыва сыпались на головы оборонявшихся. Трудно было найти того, кто не пострадал от неожиданно свалившегося подарка. Кому-то бинтовали
Едва противник отступил, фон Марингер приказал убрать с ярусов трупы и вымыть водой камни, скользкие от пролитой крови.
Тела своих сносили во двор, уйгунов сбрасывали в ров, где еще оставалось много раненых, которые хрипло ругались и не хотели уходить в мир иной молча.
«Ну и поделом им», – заглянув туда, подумал фон Марингер. Он чувствовал себя триумфатором, создателем этой нелегкой победы. А в том, что это победа, граф не сомневался: ведь выбил он из рук противника главный козырь – подведенные под стены уступы.
Армия де Гиссара понесла жестокие потери, одних только убитых набиралось сотен пять, а сколько еще раненых! Как человек опытный, фон Марингер знал, что многие из тех, кто сейчас отступил с оружием в руках и еще горел огнем сражения, требуя, чтобы их вернули под стены, завтра, когда воспалятся раны, превратятся в стонущих инвалидов с опухшими руками и переломанными ребрами. Так бывало всегда, и эта битва не исключение.
38
В то время как на крепостных башнях скрыто торжествовали, де Гиссар сидел в своем пропахшем дымом шатре и предавался невеселым мыслям. Выбор у него был невелик – попытаться повторить штурм, что казалось ему сейчас полной авантюрой, или обойти Марингер и отправиться дальше, чтобы вцепиться в замок Бренау.
Бренау принадлежал Эверхарду фон Бренау, жесткому и волевому человеку, который служил у герцога Ангулемского в должности начальника департамента расследований и дознаний. Именно от него зависело, как быстро развязывали языки пойманные королевские шпионы, наводнившие герцогство Ангулемское в последние годы.
Замок Марингер де Гиссар хотел взять лишь для того, чтобы прибавить к своим трофеям еще одну голову, и уж конечно не собирался жертвовать ради этого слишком большим числом солдат. С Бренау дело обстояло иначе. Под его стенами самозваный граф был готов не только положить армию, но и отдать свою жизнь, лишь бы только добраться до Эверхарда фон Бренау и его единственного наследника – именно последний отобрал титул и безбедную жизнь у безродного Рауля, который воспитывался в Бренау как будущий граф.
Нелегко начинать новую жизнь, если ты еще ребенок и привык к мысли, что будущее принадлежит тебе.
Над ним насмехались деревенские мальчишки – дети крепостных, его наказывали новые приемные родители, сначала с опаской, ведь еще недавно это был графский приемыш, а затем все охотнее и злее. Из него старались выбить всю графскую спесь и заставить согнуться, но, познав однажды власть и силу, отказаться от нее не так-то просто.
Раулю пришлось пройти через многое, прежде чем он понял: чтобы добиться уважения одних и вызывать страх у других, требуется переступить закон и проливать не скупясь чужую кровь. Этим он и занимался в годы своего становления, перебегая из одной шайки дорожных воров в другую, затем посчитал, что прибрежные разбойники куда серьезнее, и переметнулся к ним.