Кассиопея

Серрон Маргарита

Карина подумала, что зря мужик деньги на ретрит потратил– не поможет ему недельное молчание и духовные практики. Гнилой дядька до мозга костей. Да и по берегу пошел бродить, потому что надоело ему мантры слушать и благовония нюхать. Зачем так себя насиловать? Просто модно. Галочку поставит, что сделал.

– Спасибо за помощь.

– Спасибо в карман не положишь. У вас, дамочка, покурить нет? Ну да, глупый вопрос. Согласен.

Карина покачала головой. Ей не хотелось разговаривать с незнакомцем.

Глава 4

Всю ночь она провела в полицейском участке, причем не на мягком диване, а на жесткой скамейке за решеткой. Да, что случилось, то случилось. Карина никогда

не отличалась мягким пушистым характерам. За свои права она боролась всегда до последнего. Конечно, полицейский участок был не лучшим местом для качания прав. У нее просто не выдержали нервы, и она кинулась на дежурного. Причем сначала она успела все-таки написать заявление, но потом, когда оперативный дежурный, прочитав ее заявление сказал, чтобы она приходила через несколько дней, что возможно Алик сам вернется в отель, она не выдержала и набросилась на него с кулаками, как только он показался в коридоре. Она не хотела ничего понимать. Да, ночью спасатели не работают. Да, в море шторм, никто не выйдет прочесывать акваторию на катерах и рисковать своей жизнью. Но ведь можно было поднять полицейских и обследовать берег. Она пыталась объяснить, что Алика могло выбросить в любом месте берега, что нужно искать, поднимать полицейских, собак, волонтёров. Ведь это жизнь человека. Возможно, каждая минута дорога. Но придурок дежурный не хотел ее слушать и тогда она набросилась на него с кулаками. За что и получила. С ней не церемонились. Дежурный сделал подсечку, и она жестко упала на пол. Потом он больно заломил ей руку за спину и надел наручники. Она повернулась и ударила его ногой в пах. Дежурный согнулся пополам от боли, зло выматерился и кинул ее в камеру за решетку. Наверно – это было лучшее решение. Иначе бы она разгромила весь участок. Ей нужно было заглушить собственную боль и бессилие. Говорят, надежда умирает последней. Пока Карина боролась, она чувствовала, что жива. Как только ее заковали в наручники и бросили на пол камеры, она поняла, что мертва. И еще она поняла, что Алик тоже мертв. Все, что она вытворяла в полицейском участке было лишь агонией. Ее персональной агонией. Она лежала и ревела. Наручники ей позже сняли, но вот из камеры не выпустили.

– Матвей, кто там у тебя? За что задержана? – Следак внимательно разглядывал, свернувшуюся в клубок девушку. Одета она была нелепо, на ней были какие-то обноски, а обувь вообще отсутствовала. Не было при ней и личных вещей. Даже во сне лицо не разгладилось. Оно было хмурым и осунувшимся. Впрочем, какое еще лицо могло быть в таком месте? Весельем здесь и не пахло. Спала девушка, как младенец. Она даже не реагировала на шум в отделении. В соседней камере орали пьяные дебоширы, задержанные на рассвете на улице. Они требовали адвокатов и коньяка.

– Да все, как обычно, буянила, набросилась на меня и ударила. Все зафиксировано камерами. На пустом месте взбесилась. Мегера.

– Просто так? Что-то ее спровоцировало? Что у нее случилось? Или под кайфом?

– Вот ее заявление. Это вам на рассмотрение. Сами разбирайтесь. А мне отгул нужен, как пострадавшему. Дружок у нее пропал.

– Проститутка? Пьяная была? А что за футболка нелепая на ней вся в дырках и штаны мужские? Что за театр с переодеванием?

– Не, не проститутка, а дайвер. И не пьяная. Про наркоту не знаю. Может и под кайфом. Кулаками махала, как больная на всю голову, агрессивная была. Она, когда всплыла, катер исчез. У нее одежды не было, вот ей люди дали, что не жалко. Ну и на том спасибо, а то бы голая пришла или в гидрокостюме.

– Матвей, почему она без обуви?

– Ну да, я же объясняю, дайвер. Она выплыла, а напарник нет. Ни одежды, ни обуви, ни катера. Хорошо, что ее до города подбросили. Там в лесу на берегу лагерь, секта какая-то курсы проводит, вот они ее и одели.

Они же, с ее слов, до участка и добросили. Слушайте, Герольд Александрович, а может это они ее наркотой какой-нибудь и накачали? Нужно этот лагерь проверить. Чего она на меня накинулась-то?

– Матвей ты слышал о состоянии аффекта? Ты же читал заявление. Ну включай ты хоть иногда мозги. Ведь психологию проходил в университете.

– Я психологию преступников проходил, а не всяких дур, – дежурный зло заерзал на своем кресле. Он устал и хотел побыстрее закончить дежурство. – у меня такой цирк каждый день происходит. Это вы там сидите в своих кабинетах на попе ровно. А у меня здесь стресс.

– Так в чем дело, вон место есть свободное, иди опером. Или кишка тонка? Только график работы у тебя будет ненормированный. Не забыл?

Матвей огрызнулся и уткнулся в монитор компьютера. Утренняя перебранка была обычным делом.

– Так, утопленник, значит. Утро начинается весело. Работка нас любит. А такое лето спокойное было. Ну все, пресса просто поперхнется от восторга. Давно у нас дайверы не гибли. А что за мужик? Надеюсь, не депутат или бизнесмен?

– Ну я еще не пробивал по базам, нужно сначала с гражданочкой побеседовать. Вот вам и карты в руки так сказать. Работайте. А я посмотрю, как вы с этой невменяемой справитесь.

– Матвей, а если бы твоя Маринка не всплыла бы, ты бы был вменяемый?

– Тьфу, Герольд Александрович, вы тоже еще сравнили. Она же только у берега ныряет с маской. А эти дайверы ненормальные прутся в открытое море. Вот, изучите ее заявление. «Осуществляли погружение в 1 километре от берега».

– А это уже интереснее, значит не любители. Значит что-то искали. Как всегда, сокровища или острых впечатлений.

– Да нам какая разница, ныряло два дайвера, всплыл один. Вот и вся арифметика. Что, поднимаем спасателей?

– Да, только сначала разбуди мне гражданку Быстрову и приведи мне ее в кабинет для допроса. Я сам должен убедиться в ее адекватности.

– Ага, вместо детектора лжи. Как глянете на нее, так и мокрое пятно от нее останется на стуле, – Матвей хоть и скалился, но в прямую конфронтацию со следоком не шел. Все его в участке боялись. Взгляд был жесткий, пронизывающий насквозь.

– Да, у нас там бутерброды, кажется, остались?

– Ну да. И кофе есть. Отпаивать будете? А чего такая забота? Вы же ничего, Герольд Александрович просто так не делаете. Что- баба какой-то шишки московской? Быстрова, Быстров, что-то знакомая фамилия. Москвичка, значит, сейчас пробью по базам.

– Дурак ты Матвей, ты о милосердии человеческом слышал? Видно же, что девушка истощена.

– О милосердии слышал, но и об уставе тоже. Нигде не написано, что мы должны задержанных поить и кормить. Я, между прочим, тоже пострадал.

– А в каком месте тела ты пострадал? Не покажешь?

– Умеете, вы Герольд Александрович, подколоть. На рабочем месте я пострадал.

Матвей насупился. Не любил он следока Коробеева. За его принципиальность и внутреннюю силу. Слишком много из себя ставил. Высокомерный и конфликтный. Такого не просто подмять. Да и звание у него было выше. Не по рангу им было тягаться. Поэтому Матвей и бесился. Герольд Александрович был ему как кость в горле. Чешется горло, только вытащить кость нельзя. Даже просто Герольдом не мог его звать. Только Герольд Александрович и на Вы. Боялся в глубине души. Поэтому хоть и злился, но прогибался. Коллеги все -таки. В Геленджике все друг друга знали. Гниль не прощали. Только попробуй он копни под Герольда, сразу выгонят из органов. Больно связей много тот имел на самом высоком уровне. Много дел раскрыл. Многих без вести пропавших нашел. Люди ему благодарны были. А работал простым следоком. Странно. Молодой еще, мог бы взлететь по карьерной лестнице аж до Москвы.