Каста Неприкасаемых
Шрифт:
Хрясь! В глазах темнота и затылок словно раскололся на части. Лечу на землю как мешок, прямо лицом встречая жесткую колючую траву.
Не шевелясь, медленно приоткрываю один глаз. Это правило выбито на моей шкуре самой жизнью – если уж тебя сбили на землю, не вставай и не шевелись, целее будешь. Из-под ресниц вижу стоящие вокруг носки грубых сапог. Считаю, раз, два… Пятеро! И тут же меня пробивает, – как же так, почему меня сбили, куда же эта чертово Сияние Тьмы смотрело?
В чем я успел уже убедится, так это в том, что сила, поселившаяся во мне, любит конкретные вопросы. Вот и сейчас,
В твою забитую гормонами и глупостью башку невозможно было достучаться.
Вроде бы ни о чем, одно издевательство, а меня вдруг как озарило, вот что требуется. Очистить разум, отбросить все мысли, желания. Черт, он же мне об этом сразу говорил – откройся, впусти Сияние Тьмы, а я идиот! Надо было дождаться пока голову разобьют, чтобы понять такую простую вещь.
Тяжелый носок сапога ткнул меня в ребра.
– Очухался?
В другое время я бы зубы стиснул, но вида не показал, что пришел в сознание, а тут, видать, думал не о том, дернулся, и тут же сверху раздалось злобное шипение.
– Притворяется, ублюдок!
Сапог взлетел в замахе, вновь целя мне в ребра. Тело сжалось, глаза закрыты и в голове пустота – ничего кроме страха и ожидания боли. И вдруг, прозрачная чернота ночи словно посерела, как будто в одно мгновение ночь сменилась на туманное сумрачное утро или поздний непогожий вечер. Серая взвесь в воздухе стала почти ощутима на ощупь, липкая и противная как сажа, а вокруг меня все вроде бы тоже самое, но какое-то другое. И тут до меня доходит – все замерло. Носок сапога, секунду назад неотвратимо летевший в мое тело, теперь еле движется. Поднимаю голову. Застывшие оскаленные морды, вскинутый для удара кол опускается так, словно протискивается сквозь плотное серое желе. Все тела вокруг светятся серовато-белым светом будто вымазаны фосфорной краской, а лица размытые и нечеткие. С трудом, но я все-таки узнаю троих из пяти – это мои вчерашние знакомцы.
«Что, втроем не справились, подмогу привели?!» – Аккуратно отодвигаюсь от медленно надвигающегося сапога и встаю так, чтобы не удариться головой о кол и пройти под выброшенным в ударе кулаком. Ощущение, потрясающее! На миг задумываюсь, а что будет если я сейчас ткну одного из них. Осторожно вытягиваю руку и в тот же миг реальный мир обрушивается на меня как смерч. Я словно вывалился из несущейся колесницы. Все кувырком, ветер бьет по лицу, рев и крики!
– Ах, ты ублюдок!
– Держи!
– Бей!
Удар кулаком в лицо сбивает на землю, пять пар ног, мешая друг другу, начинают катать меня по траве. Одно мгновение, и вдруг как провал в яму, все вокруг вновь посерело. Сгрудившиеся вокруг мужики почти застыли в идиотских позах. Выбираюсь, стараясь не задеть чужие руки и ноги, и пытаюсь вообще ни о чем не думать. Болят сломанные ребра, ноет челюсть, но я из всех сил гоню боль и любые мысли. Никаких эмоций, целиком сосредотачиваюсь на сером тумане и только. Осторожно поднимаюсь, пытаюсь сделать шаг, и успеваю лишь выругаться. Серый туман раздергивается как ярмарочный занавес и прямо в лицо летит бешеный крик.
– Вот же прыткая дрянь!
– Держи его!
На спину обрушивается
«Да что же это такое! – Сбитый с ног падаю на колени, над затылком яростно хрипит чья-то озверелая рожа. Захлестывает ожесточенное отчаяние. – Ну почему! Почему все так!»
Удары сыпятся со всех сторон. Сжимаюсь, закрывая голову руками и готовясь к самому худшему.
И вдруг, вновь тишина. Серая могильная тишина. Уже ничего не пытаюсь удержать, ни пустоту в голове, ни сумрачный туман, просто выползаю из еле шевелящейся кучи малы. Встаю над барахтающимися в серой жиже телами и не знаю, что делать. Любой шаг, любое движение, любая мысль выбрасывает меня обратно.
– Ааа, черт! – С воплем разворачиваюсь и бегу в сторону сарая, потому что Сумрак стремительно исчезает. У меня в запасе только пара мгновений форы и надо использовать их по максимуму. Голова еще смотрит назад, а ноги уже набирают скорость. Лечу, и вдруг, бац, словно на гору наткнулся. Отлетаю как горох от стены и приземляюсь на задницу, а откуда-то сверху звучит насмешливый голос.
– Для такого прыткого мальца удивительно, что он не заметил тебя, Грэм.
Поднимаю голову и вижу над собой настоящего великана. Огромный мужичище в стальном панцире криво усмехается на шутку стоящего рядом комита Парса, а тот нагибается, и его холодный, пронизывающий взгляд вонзается мне в лицо.
– Занятный ты мальчонка!
Тонкие губы растягиваются в злой усмешке.
– Пятеро битюгов битый час валтузят одного доходягу и толком даже попасть не могут. Очень занятный.
Он еще раз проходится по мне внимательным взглядом, останавливается на левом запястье и тут же морщится, словно говоря самому себе – да нет, этого быть не может. Еще один быстрый взгляд на меня и выражение жесткого лица вдруг меняется, будто он принял неожиданное решение.
– Как зовут?
Вопрос прозвучал отрывистой командой, и я, вздрогнув от неожиданности, смог произнести только совсем несуразное:
– Кого?
– Встань, идиот, когда говоришь с господином.
В глазах Парса вспыхнул холодный огонь, и вскочив, я согнулся в глубоком поклоне.
– Юни, мой господин.
– Юни неприкасаемый. – Повторил за мной комит, глядя на мой лоб, и опять поморщившись, обернулся к громиле.
– Что скажешь?
Тот лишь пожал плечами.
– Не пойму тебя, Парс, чего ты с ним возишься? Будь моя воля, я бы немедленно выкинул неприкасаемого за ворота.
В глазах комита блеснул нехороший огонек.
– А понимать, Грэм, это не твое дело. Твое дело бойцов в форме держать, а они у тебя как вареные мухи ползают.
В ответ здоровяк как-то по-детски надул губы.
– Зря наговариваешь, Парс, ребята стараются.
– Стараются, говоришь. – Жесткое лицо командира охраны вновь скривилось усмешкой. – Вот завтра и проверим. Возьми вот этого… – Он ткнул в меня пальцем. – И запри до завтра в карцере, а утром выведешь со всеми на ристалище. Посмотрим стараются они или даром хлеб жрут.
– При свете дня неприкасаемого вместе со всеми? – У огромного вояки аж челюсть отвисла, а Парс, нахмурившись, бросил, не оборачиваясь.