Ката
Шрифт:
На улице зажглись прожектора, и люди в перчатках фотографировали улицу, а другие, в синих комбинезонах, ползали по ней. Ката курила, а потом Инга уложила ее в постель, а потом сидела у изголовья и читала ей книжку.
– Спасибо, – промямлила Ката. Между деревьями поднялся туман, сгустился, обернулся вокруг них с Ингой, и это вызвало у Каты слезу: взаимопомощь, человеческое участие, – нет на свете ничего прекраснее и важнее него! Инга была сияющим, пылающим столпом человеческой любви с миниатюрными ушами и курносым носом. Она распорядилась своей жизнью наилучшим образом: служит другим и на работе, и в свободное время…
– Я была неправа, – произнесла Ката
Инга ласково обняла ее.
Комнату Валы опечатали скотчем. Кате посоветовали покинуть дом и ночевать у Инги, но она отказалась и сидела в спальне при включенном телевизоре или курила на балконе.
Ей устроили встречу с седой женщиной-полицейским, чтобы поговорить о том, что произошло в минувшие дни, но сказали, что прошли всего сутки. Неожиданно появился пастор вместе с Тоумасом, и они вчетвером уселись за стол в гостиной.
– Меня зовут Сигрун, – сказала женщина, и Ката тоже представилась, не зная, нужно ли это.
Накануне, в одиннадцатом часу утра, сказала Сигрун, в полицию Рейкьявика поступил звонок, что в ложбине, на границе дачного участка на Болотах в Боргарфьорде обнаружен труп. Позвонившим был мужчина, и эту ложбину нашли по его указаниям. В ней под слоем песка находился труп молодой девушки – и тогда возникла подтвердившаяся тем же днем догадка, что это Вала. Место осмотрели и начали поиски позвонившего: звонок поступил с мобильного телефона, который удалось обнаружить по сигналу в мусорном баке на улице Лайкьяргата. Было установлено, что он был куплен накануне в торговом центре «Мьоудд», и, принимая во внимание описание, которое Ката дала машине, стоявшей возле ее дома, был начат просмотр записей с камер слежения на Лайкьяргате и на трассе, ведущей на Мыс, так как было сочтено, что позвонивший и сидевший в машине – одно и то же лицо.
– Хотя я не уверена, – сказала Ката. Многие расспрашивали ее о марке машины и еще множество подробностей про эту машину и про то, сидел ли в ней один, двое или трое; а когда она ответила, что не помнит, ее, кажется, попросили рассказать, что она предположила, – а она не помнила даже, какие именно предположения у нее были на этот счет.
– Мы работаем исходя из множества свидетельств, – сказала Сигрун. После короткой паузы она заявила, что собирается поговорить о том, что им хочется выяснить, – о том, о чем Ката с Тоумасом спрашивали еще раньше. – Мы считаем маловероятным, что с вашей дочерью произошел несчастный случай. Вид места обнаружения на это не указывает. Чтобы окончательно выяснить, что произошло, нужно разыскать человека, который нам позвонил. Может быть, он нашел вашу дочь, но по каким-то причинам не пожелал быть к этому причастным. Однако пока еще рано утверждать, сама ли она покончила с собой, или к ее гибели причастны другие лица.
– К ее гибели причастны другие лица? – переспросила Ката со смехом. – О чем вы? – Пастор наклонился к ней и что-то сказал, но она не слушала. – Зачем? Зачем кому-то понадобилось бы с ней такое делать?
Сигрун повторила, что эти версии еще рассматриваются, а под конец сообщила, что кое-что из сообщенного им с Тоумасом будет высказано на пресс-конференции в полицейском управлении позже сегодня днем, и посоветовала им не читать и не смотреть ничего в СМИ, не слушать сплетен, а если им будут предлагать помощь – принимать ее.
Ката моргала, сидя на диване, курила прямо в помещении и витала в неспокойном сне спутникового телевидения – телевизор, который добрый папа когда-то давным-давно купил для Валы, – что-то
Так прошло несколько дней, а может, часов; для Каты это было неважно. Инга и Тоумас составили список и обзвонили народ. Ката рассматривала вместе с Ингой фото надгробий и выбрала такое: белый мрамор. Но нужно ли высечь там крест, она не знала.
Инга спросила:
– А что Вала сама хотела бы? – и тогда Ката разрешила: пусть будет крест.
Улицу открыли, машины разъехались, а они с Ингой пошли погулять вдоль берега моря на Айиссиде и к Рейкьявикскому озеру. Ката продолжила прогулку у себя во дворе, ходя по нему кругами и рассыпая корм для птиц, который отыскался в одном из кухонных шкафов. Потом села у окна и стала ждать, когда прилетят птицы, и они прилетели: стая дроздов. В больнице один пациент рассказывал ей, что однажды обнаружил у себя во дворе мертвых дроздов. Дело было осенью; они с женой вырыли во дворе яму, положили в нее этих дроздов и забросали землей. Вечером во дворе раздался писк, и когда землю разгребли, птицы стали с щебетом вырываться на поверхность и улетать прочь. Оказывается, в это время года в ягодах начинается брожение; птицы наклевались их и заснули пьяным сном под деревом… Но этот рассказ, без сомнения, был выдумкой, так как живые существа вряд ли продержались под землей дольше пары минут: ведь там нет кислорода.
Утром того дня, на который были назначены похороны, Кате дали разрешение посидеть в комнате Валы. По случаю такого события скотч с двери был снят, но женщина-полицейская все же следила за Катой из-за порога.
– Вы верующая? – спросила она женщину, а та немного помешкала и затем кивнула. Явно ведь неверующая – народ сейчас не верит ни фига, разве что в политику, в футбол, в других людей и в те или иные источники своих страданий и бед.
Ката стиснула зубы, ощутив мягкое сопротивление челюсти (стискивать ее оказалось неожиданно приятно), села на кровати и огляделась вокруг. Сердце билось ровно и спокойно, мысли появлялись и исчезали, словно чужие. Хоронить будут в закрытом гробу.
«И ты ее никогда не увидишь», – подумала она, но каких-то особых чувств при этом не испытала.
К ней закралась мысль: может быть, Вала всегда знала, чем закончится ее жизнь. Стоило ей только попытаться преодолеть одиночество, все время окружавшее ее, как тут же последовало суровое наказание. Тогда лучше б она так и сидела здесь со своим кукольным домиком…
Ката обводила глазами картины на стенах, письменный стол, книжные полки и домик. Она попробовала молиться, но не вспомнила никаких молитв. Вдруг ее охватило нестерпимое желание спрятаться в этом домике, где ее никто не найдет и не потребует от нее ничего, никаких действий… Но домик был по-прежнему накрепко заперт.
В церковь они поехали вчетвером: Тоумас с Катой на переднем сиденье, Инга с мужем на заднем. Ката настояла, чтобы они поехали вместе с ними, чтобы не оставаться в машине одной с Тоумасом.
Пьетюр, муж Инги, по образованию был морской биолог и работал на траулерах по заданиям Института исследования морей; чем он там занимался, Ката тотчас забыла, кроме одной вещи, про которую рассказывала Инга, насчет определения пола креветок: он брал образцы улова, изучал и отправлял данные в свой институт. Кату это до слез насмешило, а Ингу смутило – они представили себе, как этот серьезный человек заглядывает креветкам ниже пояса…