Катарина
Шрифт:
Я старалась держаться, ни коим образом не показывая, что меня вообще волнуют чужие взгляды. По наставлениям фрау Шульц, удерживала осанку с гордо вздернутым подбородком, и смотрела прямо перед собой, стараясь не замечать любопытных взглядов. Как выяснилось позже, очень даже зря я не позволяла себе разглядывать старинные улочки, где каждое здание несло в себе удивительную историю.
На дворе стояла середина декабря, и вся Германия потихоньку готовилась к празднованию католического Рождества. Его дух был в длинных гирляндах с разноцветными лампочками, в снежинках, вырезанных из различных бумаг, в красных носочках с белой каймой на дверях жилых домов. Повсюду красовался еловый венок,
Палатки изобиловали аппетитными рождественскими блюдами, множеством сувениров и поделок на праздничную тематику. У меня разбегались глаза от ярких завлекающих вывесок, изобилия всего красного и зеленого, необычных каруселей, от которых захватывало дух, и от аппетитного аромата близлежащих крендельков и булочек. Народу было много, но не да такой степени, что нам было некуда вступить. В основном, это были резвящиеся дети и их матери, не спеша прогуливающиеся по площади.
В какой-то момент я тряхнула головой и вспомнила, где находилась.
Со стороны преддверие немецкого Рождества было похоже на пир во время чумы. Как они могли спокойно праздновать, когда в это время тысячи женщин, детей гибли от рук немецких офицеров? Как эти красные, зеленые побрякушки, аппетитные булочки и еловые веночки так просто могли закрыть им рты? Как так получилось, что они были полностью одурманены речами своего фюрера, поклонялись ему и воспринимали чуть ли не как Господа-бога?!
– Китти, Китти, Китти! – звонкий голос Артура возвратил к действительности. Он тянул меня за руку куда-то в сторону. – Китти-Митти, я хочу на карусели, пойдем со мной!
Я кинула беглый взгляд в сторону аттракциона, куда хотел усадить меня Артур, и ужаснулась. Мальчики и девочки лет десяти с визгами радости катались на непонятной железной конструкции, вскидывая руки вверх навстречу прохладному ветру. Их сиденья медленно вертелись вокруг своей оси и параллельно этому они крутились против часовой стрелки на довольно большом расстоянии, а время от времени взлетали и опускались словно птицы.
Офицер Мюллер, заметив мое побледневшее лицо, взъерошил мальчику пшеничные волосы и сказал ему что-то тихое и мне непонятное. Мало того, что он понизил голос, вокруг раздавались визги детей, а также бесконечный гул продавцов и покупателей с ярмарки, поэтому у меня не оставалось ни единого шанса распознать хотя бы слово.
Мальчик с офицером подошли к карусели, я тут же последовала за ними. Они терпеливо дождались, когда работник остановит конструкцию на положенной минуте, и только потом мужчина посадил Артура рядом с девочкой лет десяти. Плату за столь странный аттракцион, как оказалось, не взимали, и сей праздник был исключительно за счет администрации города. Артур помахал нам, как только карусель загудела, и улыбнулся самой искренней и довольной улыбкой, на которую был способен.
Мюллер вдруг встал в трех метрах от меня, продолжив с невозмутимым лицом наблюдать за восторгом Артура Шульца. А я вновь съежилась
Пока Артур наслаждался попутным ветром и в буквальном смысле захлебывался новыми впечатлениями, на время позабыв обо мне, я решилась незаметно увильнуть от Мюллера. Всего в нескольких шагах от нас находился крайний ряд ярмарки, и я, не теряя времени, направилась посмотреть, что же продают и покупают немцы. Именно так это выглядело со стороны, но по-настоящему мой план был предельно прост – под видом молодой хозяйки, которая безгранично сочувствует остарбайтерам, я намеревалась расспросить местных дам в какой стороне находилась прачечная.
Я готовилась к этому долгие месяцы: изучала язык, манеру общения женщин, как себя нужно преподнести, чтобы не словить косые взгляды и что нужно сказать, если вдруг они расспросят меня про русский акцент.
Сначала я попыталась затеряться в толпе, что было довольно-таки непросто, учитывая небольшое количество людей. Затем приглядела парочку молодых женщин в элегантных пальто, которые некоторое время выбирали сувениры. Пару минут я прислушивалась к их разговору, и как только решилась сделать шаг в их сторону, меня в буквальном смысле парализовал низкий мужской голос, раздавшийся над ухом.
С каждым его словом приходило страшное осознание.
– А вы не так просты, как кажетесь, Катарина… – тихим хриплым голосом произнес Мюллер на чистейшем русском. – Все еще не упускаете шанс разыскать сестру?
Глава 8
Я опешила.
По началу казалось, что ослышалась. Не мог офицер вдруг ни с того ни с сего заговорить на чистейшем русском, практически без немецкого акцента. Затем меня посетила мысль, что я, стало быть, находилась в бреду. Что происходящее вокруг было всего лишь очередным дурным сном с участием Мюллера. Однажды он уже говорил по-русски в одном из моих снов. Или все-таки…
За мгновение горло лишилось влаги, голос пропал, а руки и ноги напрочь отказывались слушаться. Еще некоторое время я стояла как вкопанная, распахнув глаза от удивления, неожиданности и какого-то неизвестного, глубинного страха. Осознание приходило слишком медленно, и как только оно подавало сигналы в виде легких покалываний в подушечках пальцев, я приняла молниеносное решение – бежать. Бежать, куда глаза глядят. Бежать, пока в легких не закончится воздух, а позади не останется рождественская ярмарка. Бежать, пока грозный голос офицера не перестанет греметь за спиной, а его подчиненные не перестанут перекрывать улицы и пытаться выловить меня на каждом шагу.
Я сделала первый шаг, он больно отозвался в коленях, но я сорвалась с места и, не оглядываясь, рванула что есть мочи. Под ногами мельтешило длинное пальто, и я уже сто раз пожалела, что вовремя не скинула его. Сердце беспомощно норовило выпрыгнуть из груди, кровь стучала в ушах попеременно с попутным ветром. Прохожие испуганно расступались передо мной, кто-то случайно выронил корзину с булочками, а мужик, торговавший неизвестными оранжевыми фруктами, крикнул неприличные ругательства мне вслед.