Катарсис. Том 2
Шрифт:
— Ты… умрешь! — страшным голосом проговорил Харитон.
— Конечно, — согласился Крутов. — Когда-нибудь умру. Волхвы смертны, как и все люди. Но вы умрете раньше, ибо недостойны жить. Наши воины умирают за то, ради чего стоит жить. Вы же — нелюди — убиваете друг друга ради власти! А всякая власть — это ограничение свободы и желаний, прежде всего собственных. Вы же понимаете это иначе.
— Ты… умрешь… сейчас!
— Не тратьте сил понапрасну, — усмехнулся Крутов. — Вы не смогли справиться даже с триадой, далекой от всего магического, но имеющей то, чего нет у вас, — душу! А теперь оглянитесь вокруг.
Конунги завертели головами.
Свечение горы, на склоне которой они стояли, сдвинулось в желтую полосу спектра, и вокруг черных магов образовалась лучистая переливчатая вуаль.
— Око Свентовита! — хрипло выговорил бритоголовый.
— Ловушка! — заверещал
В следующее мгновение тела конунгов пронзила вспышка золотого света, и они превратились в клочья тьмы, уносящиеся вверх, в освободившееся от туч небо. Эхо крика еще гуляло по лесу, затихая вдали, а конунги уже перешли в состояние нежити.
Снег перестал сыпаться из воздуха на мокрую землю.
Крутов взял у Ираклия с рук «серебряного мальчика» и пошел с ним к неподвижным телам бойцов триады. Он шел уверенно и спокойно, словно не сомневался, что защитники мальчика живы.
Пожелайте же им…
Москва — Чисмена
июнь 2000
«ВСТАВАЙТЕ, ЛЮДИ РУССКИЕ!»
(О цикле В. В. Головачева «Катарсис»)
«Не стоит село без праведника», — говорили наши предки. И постоянно, в каждую историческую эпоху, на каждом этапе существования России искали этих самых праведников. Людей, чьими молитвами и стараниями выживала, укреплялась и стояла земля Русская. Особенно это было важно в критические, переломные времена, когда речь шла о сохранении народа и государственности. Естественно, что каждое время рождало своих героев.
Во второй половине 1990-х годов Василий Васильевич Головачев постепенно отходит от космической тематики. «Я сознательно ушел от темы Космоса, — говорит писатель в одном из своих интервью, — мы не доживем до Космоса, так как прямой путь к нему, на мой взгляд, лежит не через пространство и освоение планет, а через познание глубин материи, законов существования элементарных частиц, высоких энергий. Вижу перспективу нетрадиционного пути — духовного, через внутренний мир человека, который омывают гигантские потоки энергии. Так что именно микромир, как мне кажется, выведет нас в макромир». Именно в это время фантаст начинает работу над несколькими своими «земными» циклами, которые принесли ему настоящий успех и широкое признание у читателей: «Запрещенная реальность», «Смутное время», «Катарсис». Ядром проблематики каждого из них становятся размышления о судьбах Родины, о ее предназначении, исторической миссии, о дальнейших путях развития и, естественно, о тех людях, на плечах которых лежит груз забот о спасении России.
Цикл «Катарсис» состоит из четырех книг: «Человек боя», «Поле боя», «Бой не вечен» и «Гарантирую жизнь». В принципе, архитектонику цикла можно условно представить в виде формулы «три плюс один». Первые три романа составляют вполне законченное повествование. Четвертый является дополнением. Здесь действуют уже другие главные герои, а персонажи трилогии хоть и появляются, но находятся на периферии. Вместе с тем без романа «Гарантирую жизнь» цикл был бы незаконченным. Он органично укладывается в схему развития характеров и, главное, вписывается в авторскую концепцию.
Какова же она? В чем особенности идейно-тематического пространства «Катарсиса»? Ключом к нему является уже само название цикла. Катарсис — душевная разрядка, испытываемая зрителем в процессе сопереживания действу, происходящему на сцене. Это как бы очищение через страдания. То же хождение по мукам. Как в старом христианском апокрифе, когда Богородица спускается в ад и наблюдает мучения грешников, сопереживает их страданиям и вымаливает у Бога прощение для несчастных. Так и у Головачева. Писатель мастерски создает картину бедствий, испытываемых русским народом-мучеником в наше смутное и переломное время становления новой России. Это настоящая трагедия, состоящая из микроконфликтов, микротрагедий. Трагедий отдельных, маленьких личностей. Нас приучили не замечать конкретных проявлений неурядицы, когда речь идет о бедах глобальных, в масштабе целого народа. Но это неверная позиция, ибо народ и состоит из отдельных личностей. Автор «Катарсиса» понимает это. Не случайно он перешел от глобальных макрокосмических масштабов к показу микрокосма. Зачатки формирования эгрегоров, ставших основой для общества будущего, нарисованного Головачевым в «Реликте», зарождаются в наше время.
Главную причину всех катаклизмов, сотрясающих Россию, писатель усматривает не в экономической сфере. Да, большинство народа живет в удручающей нищете.
«Вставайте, люди русские!» — призывает своих читателей-соотечественников Василий Головачев. Доколе терпеть несправедливость и унижение? Или забыли мы славные традиции предков? Или временные невзгоды полностью вышибли из нас вольнолюбивый и независимый дух, которым испокон веков славились храбрые русичи? Народ-воин, народ-труженик может и обязан подняться с колен, распрямиться во всю свою богатырскую стать. Каким образом? Необходимо вернуться к национальным корням, припасть к животворящему источнику народной мудрости, считает фантаст. Ведь нет ничего нового под солнцем, и новое — это хорошо забытое старое.
Произведения, входящие в цикл «Катарсис», по своей жанровой специфике относятся к фантастическому боевику. В той его модификации, которая была предложена Василием Васильевичем Головачевым и с его легкой руки прочно утвердилась в отечественной фантастике рубежа двух тысячелетий. Основными признаками головачевского фантбоевика являются, во-первых, острая публицистичность, практически прямая связь с реальностью. Так сказать, «заземленный реализм». «Вся политика в моих произведениях, — отмечает романист, — это лишь фон, антураж, он мне нужен постольку, поскольку мы живем в этом мире и волей-неволей постоянно сталкиваемся с политикой... При работе над романом бытовой информации всегда хватает. Чтобы написать политический триллер, достаточно прочитать газеты. Но я только отталкиваюсь от реальных фактов, иду же несколько дальше». Эта нарочитая «заземленность» отчасти объясняется адресатом произведений Головачева, рассчитанных прежде всего на массовую аудиторию. Его боевики динамичны. В них почти отсутствует рефлексия, попытки «умничанья». Остросюжетность, сенсационность книг Василия Васильевича способствует их высоким тиражам и быстрой раскупаемости. Без преувеличения, Головачев в настоящее время один из самых издаваемых русскоязычных писателей-фантастов.
Во-вторых, романист широко вводит в свои произведения элементы мистики и эзотерики, столь любимые нашим прежде не избалованным и еще не объевшимся подобными яствами читателем. Головачев одним из первых в постсоветской фантастике начал возрождать традиции литературы романтизма, прежде всего мистического романа, полного тайн и загадок, экзотики, потусторонних сил. К этому, вполне в духе нашего времени, когда проявилась тенденция к смешению и взаимопроникновению литературных жанров, писатель примешивает добрую долю детектива и романа плаща и шпаги. Только вместо острого клинка здесь действуют голыми руками. Сцены рукопашных боев, которыми обилуют страницы фантбоевиков Головачева, захватывают и поражают воображение. Особенно подростковой аудитории — самой многочисленной среди поклонников таланта Мастера. Причем сам Василий Васильевич, несмотря на прекрасную физическую форму, специально восточными и иными единоборствами не занимается. Все батальные сцены взяты им исключительно из своего богатого воображения и основываются на изучении специальной литературы и консультаций с профессионалами. В принципе, можно сказать, что и сам Головачев стал в этой области крепким профессионалом, к которому то и дело обращаются за советом читатели, упорно не желающие верить, что «мэтр» не обладает каким-нибудь поясом или разрядом. В «Катарсисе» и иных книгах подобного плана писатель вместо восточных единоборств упорно пропагандирует борьбу, основанную на исконно русских традициях. Например, такую, как «жива». В этом также отчасти сказалась та «русская идея», которую проводит Головачев в произведениях, созданных им со средины 1990-х годов.