Катарсис. Том 2
Шрифт:
В декабре девяносто девятого коллектив БЗТМ остро нуждался в средствах и с подачи нового директора, которым к тому времени стала жена Данильянца Нонна Мочалина, решил продать имевшуюся на балансе завода турбазу «Десна». Сделка состоялась с выгодой для завода, но еще с большей выгодой для его хозяина. Данильянц заработал на этом полмиллиона долларов и тут же купил у районной администрации в личное пользование другую турбазу — «Дебрянский партизан», переименовав ее в «Серебряный бор».
Затем чете Данильянца — Мочалиной приглянулись парикмахерская в центре Брянска, на проспекте Ленина, которую
В досье упоминались еще десятки начинаний Льва Арменовича, и все они сводились к одному: сила Данильянца крепла день ото дня, от него зависела городская администрация, мэр, хозяйственные службы и даже УВД Брянска, подпитывающееся его деньгами.
— Ну, и как он тебе? — прервал воспоминания Крутова Георгий.
— Умный мужик, — признался Егор. — Далеко пойдет, если не остановить. Кто он по национальности?
— Наполовину армянин, на четверть белорус, на четверть еврей. Возможно, есть и другая кровь. А что?
— Ничего, просто поинтересовался. В досье об этом ни слова. Что я должен с ним сделать?
— Пустяк, — улыбнулся Георгий. — Твоя задача через Жорку Мокшина познакомиться с ним и предложить интересное дело.
— Что имеется в виду?
— Так как перевоспитать скучающих лидеров мафий невозможно, надо попытаться предложить им более высокие игры, чтобы они бросили вызов силам, стремящимся дестабилизировать жизнь в стране, сделать ее протекторатом мировых олигархов.
— Это возможно?
— Уже есть прецеденты. Ты не первый соблазнитель «фаустов». Трафик для этого разработан. Мокшины к тебе приходили?
Крутов кивнул.
Сначала к нему прискакал пострадавший Борис Мокшин, выдержавший два дня «искусственной импотенции». Егор как раз вернулся из Жуковки, умылся и собирался совершить с Лизой ежевечерний моцион вдоль пруда.
Борис, естественно, прибыл не один, а с целой бандой «ореликов», среди которых были и обиженные Крутовым «экспроприаторы». Они начали было хамить, сломали скамейку у палисадника, где любили сидеть окрестные старухи, но Егор быстро их утихомирил, даже не переходя в трансовое боевое состояние. Бойцов, знающих приемы рукопашного боя, в окружении младшего Мокшина было мало. Когда трое самых рьяных бузотеров улеглись на землю, а остальные схватились за оружие (дубинки, кастеты, ножи), Борис наконец понял, что акт устрашения обидчика не получился, и остановил возбудившихся парней.
— Это правильно, — хладнокровно сказал Крутов. — В гости надо ходить вежливо, с достоинством, а то ведь так можно до скончания века больным остаться. Вот теперь твоим буянам придется скамейку чинить.
— Я сам починю, — проворчал вышедший из сеней с ружьем в руке Осип. — Пусть убираются восвояси, вояки навозные.
Парни переглянулись, опасливо отступили.
— Ждите дома, я скоро приду. Поговорим? — посмотрел он на Егора.
— Отчего не поговорить. — Крутов перехватил взгляд Елизаветы, ждущей его в саду, успокаивающе кивнул. — Я сейчас, любимая.
Он завел Бориса в сени, но в горницу не позвал.
— Слушаю.
— Что ты сделал, гад?! — выпалил Мокшин, с трудом сдерживаясь. — Жизни никакой нет, жена смеется, грозится уйти… ты что сотворил?
— Ничего особенного, — пожал плечами Крутов. — Порча называется. Я предупреждал, ты не понял, теперь наказан за это. Все правильно.
— Да я… да ты! — Борис захлебнулся слюной и с минуту бурно дышал, пока не успокоился под насмешливым взглядом хозяина. — Если ты не снимешь свою хренову порчу, мы тебя…
— Э-э, нет, мил человек, — покачал головой Егор. — Так у нас разговора не получится. Придется тебе еще подождать с лечением, пока не образумишься. А начнешь силу демонстрировать, я и твоих бандитов этой силы лишу. Ступай пока.
Борис скрипнул зубами, с усилием перевел дух.
— Я… — он откашлялся, — постараюсь… твои условия?
— Мои условия тебе известны. Ты сворачиваешь свою лавочку, прекращаешь заниматься в районе рэкетирством, и сила твоя мужеская вернется.
— Нет уж, сначала ты колдуй…
— Никаких «сначала»! — жестко сказал Егор, открывая дверь на улицу. — Выходи.
Борис сник.
— Черт бы тебя побрал! Хорошо, мужиков я больше не трону.
— От тебя уже мало что зависит, — усмехнулся Крутов. — Я-то сниму наговор, да как только ты удумаешь выкинуть коленце, злое дело сотворить, так порча и вернется.
Мокшин вспотел, хотел выругаться, но встретил засветившийся взгляд Крутова, отшатнулся и молча направился к калитке. Оглянулся, пряча глаза:
— Сколько мне ждать?
— Я уже все снял, — сказал Егор. — Помни обещание.
— Что ты с ним сделал? — подошла к нему Лиза, в глазах которой появился интерес к происходящему.
— Испытал на нем один из приемов живы. Кстати, баба Евдокия и тебя этому учила.
— Чему?
— Бесконтактному воздействию. Берегини ведь могут даже сердце человеку остановить на расстоянии.
— А ты можешь?
— Не пробовал, — улыбнулся Крутов. — Но думаю, что смогу.
— Ты изменился…
Егор с изумлением посмотрел на жену, заговорившую с ним как в прежние времена, но вспышка активности у нее прошла, и Лиза погасла, потеряла интерес к разговору. Тихая музыка внутри нее, которую научился слышать Крутов, смолкла. Гулять вокруг пруда она отказалась.
Георгий Мокшин приехал к Егору на следующий день, но не в Ковали, а в Жуковку, в школу, когда Егор закончил занятия. Бывший муж Елизаветы тоже попытался качать права, окруженный четверкой телохранителей, но результата не добился. Крутов еще не остыл после тренировки и в течение секунды обезоружил двух битюгов Мокшина, мощных, но неповоротливых, как асфальтовые катки. После этого напор гостя ослабел и ситуация перешла в спокойный эндшпиль, в котором преимущество было на стороне Крутова.
— Что ты сделал с братом? — спросил Георгий, когда телохранители покинули спортзал.