Катарское сокровище
Шрифт:
— Верно. Так вот, тело извергло из себя воду. Немного воды — если бы отец Джулиан утонул, он бы захлебнулся, и в легких его воды было бы куда больше. Более того — выделения были красноватые от внутреннего излияния крови. Отца Джулиана задушили этой самой веревкой, а потом убийца, кто бы он ни был, привязал к веревке камень и бросил тело в воду, чтобы спрятать его от глаз. Ненадежный способ: Арьеж здесь, в горах, не слишком глубок, но берега довольно обрывисты, а дно неровное и каменистое. Выплыть на середину и сбросить тело в воду с лодки невозможно. Труп можно скинуть вниз с обрыва, но всегда есть риск, что он зацепится за что-нибудь и вскорости будет обнаружен.
Брат Франсуа, к счастью, ходил не слишком быстро. Трое монахов уже подходили к замковой стене, а Франсуа все не показывался, к вящему удовольствию одного из них.
— Убийца не мог не опасаться такого исхода, — продолжал брат Гальярд, размышляя на ходу. — Почему же он предпочел все-таки спрятать труп в реке, а не закопать его, скажем, где-нибудь в лесу, где никто на него не наткнулся бы, по крайне мере, до нашего отъезда? Что скажете, юноши?
— У него было мало времени, — отозвался Люсьен. По дороге ангельский юноша успел краем сандалии отодвинуть в траву земляного червяка, казавшего розовое голое тельце прямо под ногами.
— А мало времени бывает у человека, который боится, что его хватятся, — поддержал его Аймер.
— Или у того, кто должен успеть закончить много дел, — задумчиво продолжил брат Гальярд. — Или у человека, которого кто-то срочно ожидает… Кто-то весьма важный для него. Или опасный для него. Впрочем, довольно словоблудия, — резко закончил он, когда франкский сержант верноподданно закивал ему из ворот. — Делая предположения, всегда стоит помнить, что они все до единого могут оказаться неверны.
С такими обнадеживающими словами он и прошел в сторону нужника, слегка припадая на ушибленную ногу. Брат Аймер с тревожной любовью посмотрел ему вслед. Главный инквизитор Тулузена и Фуа, Господи Иисусе… Небось после отца Гильема Арнаута мечтает мученически умереть… Что же Аймер будет делать, если этого резкого и непростого монаха со шрамом на лице — Аймерова отца во святом Доминике — кто-нибудь убьет? Как убили кюре отца Джулиана… Набросив веревку на шею, спутав, как жертвенного агнца…
Нет уж, с вагантской решимостью подумал Аймер, никуда я его одного не отпущу. Пусть ругается как хочет. Пусть наказания налагает. Любовь выше послушания, и суббота для человека, а не наоборот! Ведь он же СОВСЕМ старый и больной, ему за сорок уже, он и сдачи в случае чего дать не сумеет, а я пока еще ничего, крепкий… И чтобы доказать самому себе, что прежние вагантские навыки не вовсе утрачены, Аймер подхватил с земли обломок палочки и ловко провернул ее несколько раз, вспоминая, как обращаются с ножом. И смутился, поймав пораженный взгляд Люсьена.
— А кюре-то как жалко, брат, — тихо сказал Люсьен, отводя свои нежные глаза. — Отца Джулиана… Как думаете, брат — он быстро умер? Он ведь не очень мучился?
— Господь милостив, — только и мог сказать Аймер, искренне и тщетно пытаясь грустить об отце Джулиане.
Отпевали отца Джулиана при большом стечении народа. Должно быть, на свои мессы он никогда столько людей не собирал, с болью думал отец Гальярд, выпевая знакомые не меньше Miserere слова: De profundis clamavi ad Ti Domine… Господи, услышь голос мой…
Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония —
Господи, кто
Но у Тебя прощение,
Да благоговеют пред Тобою…
Люсьен пел дрожащим голосом, смахивая слезы. В церкви тоже кое-где слышались всхлипы: хотелось надеяться, что женщины действительно оплакивают своего кюре, а не просто льют слезы по традиции, как было после омовения. «Ах, святой вы человек, отец вы наш родной, священник вы Божий, на кого ж нас оставили сиротами…» Та самая жененка Мансипа, которая больше всех протестовала, чтобы кюре обмывали в их доме, завывала по нему как по любимому сыну, провожая обернутое в саван тело от двора до церкви. Даже малость расцарапала щеки ногтями, чтобы все знали — в этом доме умеют поплакать по мертвому как полагается!
Надеюсь на Господа, надеется душа моя,
На слово Его уповаю…
Душа моя ожидает Господа более, нежели стражи — утра,
Нежели стражи — утра…
Ступай с миром, бедный человек, бедный брат во священстве и такой же нагой и нуждающийся грешник, как всякий из нас… Искупай удавшейся мученической смертью неудавшуюся исповедническую жизнь. Отец Джулиан, окруженный свечами, лежал на доске плотно запеленатый — так дети пеленают в тряпочки соломенных кукол. Так пеленают деревянного Младенца на Рождество. «И спеленав, положила в ясли…» И эта маленькая куколка, которую Господь укачает у Своей груди — человек искупленный, призри, Господи, на нашу нищету, чего ж от нас и ждать, от таких — только миловать без конца…
Ибо у Господа милость
И многое у Него избавление…
И Он избавит Израиля
От всех беззаконий его…
Однако за весь день до вечерни из всех этих тревожно глядящих людей ни один не явился в замок. Разительное отличие от двух предстоящих суток, когда поток покаянников и свидетелей не иссякал до поздней ночи, с небольшими перерывами. Они боятся, думал Аймер, слушая сопящую тишину и так и не в силах заставить себя думать о покойном кюре. Они боятся… А где-то среди них, может быть, сидит убийца. Сидит бесстыжий еретик на отпевании задушенного им священника, в доме Божием, и смеется над ними всеми! Над отцом Гальярдом, над поющими монахами, и над спеленатым покойником с раздутой шеей, и над боящимися невесть чего и невесть кого людьми… Еретик-убийца представлялся брату Аймеру непременно ухмыляющимся и довольным — вроде Бермона-ткача — и кулаки его невольно сжимались. Врезать бы подлецу по сытой роже… Ах Господи, помоги мне думать по-монашески. Помоги мне думать о том, о чем я пою:
Смирил Себя,
Быв послушным даже до смерти,
И смерти крестной…
Знать бы еще, Господи, что такое — смерть. У кого Ты вырвал жало? У кого Ты отнял победу? От чего Ты нас избавляешь? О чем говоришь — не бойтесь?
Весь смысл жизни христианской сводится к упованию жизни вечной, философски думал Аймер. И еще думал, что франкские сержанты не так уж неуместны, как они казались в самом начале.