Катастрофа на шоссе
Шрифт:
– Спасибо, – отказался Лазинский. – А вы пейте. Плохо спали, не выспались? *
Она словно не слышала вопроса; поднялась и достала из шкафа термос. Потом спросила Шимчика:
– А вы? Хотите?
– Нет, не буду. – Шимчик смотрел на ее ноги, Эдита Бачова закрыла шкаф, налила себе в зеленую чашку еще горячего, крепкого, душистого кофе. Аромат растекся по комнате.
– Знаете, – сказала она, – он хотел, чтоб я забыла вчерашнее. Я ответила, что забыла. Тогда он встал и ушел.
– Кому Голиан звонил?
– Никому.
– Вызывали ваш номер?
– Да.
– Кто? Вы не знаете?
– Как будто междугородная. Но не знаю, откуда.
– Почему вы думаете, что это был разговор с другим городом?
– Сужу по тому, что Дежо просил того, другого, говорить громче и сам говорил громко. Обычно он разговаривал очень тихо.
– О чем был разговор?
– Я не очень-то прислушивалась. Главным образом «да» и «нет», «понимав» и дальше в этом же роде, беседа, из которой не много поймешь.
– Он говорил с мужчиной или с женщиной?
– Мне показалось, что с женщиной. Но я не совсем уверена…
– Как они простились?
– Он сказал «до свидания» и повесил трубку.
– Ему сюда и раньше звонили?
– Да, иногда с завода. Но обычно вечером. Просили приехать – то срочная работа, то совещание. Он всегда извинялся, что дает мой номер.
– Сегодня не извинялся?
– Нет, он уже давно бросил эти церемонии. К тому же нервничал. Уверял меня, что все останется по-прежнему, что жена не приедет, а если даже… Что он разведен и у него есть я…
– Но вы ему уже не верили?…
– Конечно. Мне казалось, что это говорится просто так…
– Почему?
– Он не смотрел мне в глаза. А Дежо всегда смотрел в глаза.
– Этот разговор состоялся до телефонного звонка или после?
– До звонка. После звонка мы тут же расстались, Я дала ему понять, что он должен уйти, не настаивать, что все уже напрасно. Только тогда он меня как будто понял, сказал «пока» и ушел. В дверях поцеловал мне руку – он всегда уходя целовал руку. Я смотрела вслед, он спускался вниз по лестнице медленней, чем обычно. И как-то, я бы сказала, печально. Потом я услышала, как он заводил машину.
Спокойный до этой минуты голос Эдиты Бачовой впервые дрогнул. Она пристально смотрела в глаза Шимчику, но, казалось, не видела его. Потом допила кофе и налила еще. Залпом выпив чашку, отодвинула ее и поднялась.
– Шум отъезжающей машины я услышала уже в ванной, – тихо сказала она. – Я ушла туда и стала смотреть в зеркало, мне просто надо было увидеть хоть чье-то лицо. Хотя бы свое. Мне казалось, что поможет. Я старалась убедить себя, что это лицо чужое, что не я так страдаю…
– Пани Бачова, – сказал Лазинский, – успокойтесь, пожалуйста, прошу вас…
Женщина взяла себя в руки. Ее темные глаза походили на ночные облака.
– В котором часу он ушел? – продолжал Лазинский. Бачова
– Вы еще долго оставались в ванной?
– Довольно долго, – прерывисто вздохнула она. – Около… хотя не знаю, в такие минуты все обманчиво, лжет и время…
– Когда вы ушли и куда?
– На работу, куда же еще? Я ведь выскочила на минутку, он пришел ко мне в амбулаторию, попросил ключ, сказал, что хочет поговорить со мной… Я ключ дала, он меня здесь ждал…
– После работы вы пошли на реку?
– Да.
– А когда вернулись?
– Я не смотрела на часы. – Эдита Бачова колебалась. – Но, вероятно, как обычно, около пяти.
Шимчик смотрел на пепельницу, полную окурков. Все окурки были одинаковыми – все со следами помады. В комнате сильно накурено. Старый капитан прикрыл глаза.
– Где находится телефон?
– В коридоре. Вы его не заметили?
– Когда Голиан пошел звонить, он закрыл за собой дверь?
– Нет, он ее притворил, но не закрыл. Если б захлопнул, я не слышала бы, о чем он говорит.
– Где находился его портфель?
– Здесь, в комнате. Портфель, больше похожий на папку, то ли голубой, то ли сиреневый. Из пластика.
– Он брал его с собой к телефону?
Взгляд Эдиты Бачовой соскользнул с Шимчика на пол.
Она ответила:
– Точно не помню, но, кажется, не брал.
– Где он лежал, не припомните?
– Портфель Дежо из пластика?
– Да.
Эдита подняла голову, но тут же снова опустила ее.
– Ну, я слушаю, – торопил ее капитан.
– Не знаю. Кажется, на тахте. Да, там, – ответила она тихо.
– Это точно?
Глаза Эдиты Бачовой, казалось, избегают этой тахты, боятся ее.
– Да, товарищ капитан.
– И последний вопрос – Шимчик встал. – Хорошо ли инженер водрш машину?
– Отлично, – ответила она решительно. – Я не один раз ездила с ним.
– Даже когда он был выпивши?
– Да.
– Вы судите об этом как дилетант?
– Не понимаю, что вы имеете в виду, но у меня есть водительские права.
– А вы часто сидели за рулем?
– У мужа был автомобиль, вся его жизнь прошла в машинах. Когда он погиб, я автомобиль продала… не хотела… надо мной висит проклятие: машины отнимают у меня мужчин. Он не мучился? Я говорю о Голиане.
– Слабое это утешение, – капитан взял ее за плечи, – он умер сразу.
Они простились. Эдита проводила их в коридор. Отсюда были видны широко распахнутые двери в ванную. Над ванной на веревке висел купальник. Эдита Бачова остановилась у крутой лестницы, тоненькая, загорелая, с очень темными глазами. Они были уже внизу, а женщина все еще стояла возле лестницы.
Во дворе топтался какой-то разъяренный тип, он курил, набираясь храбрости. Когда они проходили мимо, он решился и закричал: