Катастрофа на Волге
Шрифт:
Покойный фельдмаршал в своих записях неоднократно отмечал, что известные приказы Гитлера в значительной степени, если не полностью, "парализовали волю и мысль" всех высших военачальников вермахта, в том числе и его самого{132}. Паулюс констатировал этот факт и только. Во всем его архиве нет и намека на то, что он открыто протестовал против подобного недопустимого сужения его личной компетенции и свободы действий военачальника или хотя бы осудил это про себя. Нет, Паулюс не отличался независимостью суждений и не обладал твердым характером. "Неповиновение в интересах дела" было не в его натуре. Он мыслил исключительно в профессиональных категориях, и все его поведение определялось понятиями воинской дисциплины и безусловной лояльностью по отношению к верховному главнокомандующему, который был в его глазах непогрешимым. Паулюс просто не допускал мысли о том, что Гитлер может принимать безответственные, неправильные решения. При всем том покойный фельдмаршал был человеком глубоко порядочным и морально устойчивым - об этом убедительно свидетельствуют некоторые распоряжения, которые он сразу же отдал, приняв командование 6-й армией. Так, в пределах своей компетенции он отменил не только пресловутый приказ об истреблении комиссаров, но в отличие от Манштейна отменил и чудовищный приказ Рейхенау от 10 октября 1941 года "О поведении войск в оккупированных странах Восточной Европы", в котором говорилось о необходимости "подвергнуть суровой, но заслуженной каре неполноценную еврейскую расу", об "искоренении большевистской ереси" и о "коварных происках неарийских элементов,
Приказ о назначении на пост командующего 6-й армией, полученный генералом Паулюсом в начале января 1942 года, был для него приговором судьбы. Никогда до тех пор он не командовал ни корпусом, ни дивизией, ни даже полком. Последнюю строевую должность он занимал в 1934 году, командуя отдельным разведывательным танковым батальоном. Во время войны с Польшей и кампании на западе Паулюс, занимая пост начальника штаба 6-й армии, которой командовал тогда Рейхенау - типичный строевой генерал и убежденный нацист, показал себя образцовым штабистом. После этого он полтора года провел в генеральном штабе сухопутных сил, последовательно занимая должности первого квартирмейстера (начальника оперативного отдела) и заместителя начальника генерального штаба. Но и на этих высоких постах, разрабатывая под руководством своего учителя, генерал-полковника Гальдера, план развертывания на Востоке и оперативный план войны против Советского Союза, Паулюс, как подчеркивает Гёрлиц, остался, так сказать, "одной из высших военно-бюрократических инстанций, проводивших в жизнь оперативные директивы верховного командования"{134}. Относительную самостоятельность он впервые получил, лишь приняв командование 6-й армией.
Многолетняя служба в высших штабах наложила неизгладимый отпечаток на личность Паулюса и его деловые качества. Этому вдумчивому, осмотрительному генштабисту, обладавшему превосходной подготовкой, глубокими знаниями и незаурядными способностями в планировании крупных операций, недоставало боевого опыта, твердости, решимости, находчивости, умения и желания рисковать - одним словом, всего того, чем в избытке обладает настоящий полководец. Генерал Гейм, его первый начальник штаба, хорошо знал своего командующего и высоко ценил его как человека. С тем большим вниманием следует отнестись к данной им характеристике Паулюса, который, по его словам, и на фронте оставался в сущности "кабинетным генералом". Назначение Паулюса на должность командующего одной из армий, действовавших на Восточном фронте, Гейм считал "непростительной ошибкой в расстановке и подборе командных кадров"{135}.
В первые сравнительно спокойные месяцы пребывания на фронте Паулюс справлялся со своими обязанностями; более того, во время летнего наступления 1942 года он не раз зарекомендовал себя с самой лучшей стороны.
Но в ходе Сталинградской битвы, в беспрецедентно сложной обстановке стало ясно, до какой степени он не подходит на роль командующего армией (даже если сделать вполне оправданную скидку на исключительную трудность вставших перед ним задач). К сожалению, в лице генерала Шмидта, своего нового начальника штаба, командующий 6-й армией не обрел советника и помощника, который оказался бы в состоянии компенсировать его собственные недостатки.
Генерал Ганс Дёрр, автор исследования о Сталинградской битве, лично знал обоих генералов, вершивших судьбы 6-й армии. Правильность характеристики, которую он дал им в своем труде, подтверждена многочисленными свидетельствами участников сражения. "Между Паулюсом и Шмидтом установились корректные служебные взаимоотношения, лишенные, однако, подлинной сердечности, - писал Дёрр.- Командующий, при всем своем уме и оперативных талантах, не обладал твердым характером; он был человеком великодушным и благородным, но слишком уж мягким и восприимчивым. Он легко поддавался чужому влиянию. Напротив, его начальник штаба, закоренелый холостяк и эстет, не уступая ему в уме и в знании тактики, отличался твердостью и настойчивостью, подчас переходившими в необоримое упрямство. Эти два столь несхожих по характеру человека могли бы отлично дополнять друг друга на постах командующего армией и ее начальника штаба. Но, к несчастью, волевой и энергичный Шмидт всегда брал верх над Паулюсом. И все же до открытых раздоров в основных вопросах руководства 6-й армией между ними никогда не доходило. Армию погубило вовсе не то, что командующий, не сойдясь характером со своим начальником штаба, не выходил в своих взаимоотношениях с ним за служебные рамки. Роковую роль под Сталинградом сыграло как раз то, в чем оба они сходились: оба слепо верили в звезду Гитлера. Эта вера, которую они, впрочем, разделяли со многими другими немецкими военными, не позволяла им и в мыслях допустить, что верховный главнокомандующий сознательно вводит их в заблуждение, неправильно информирует их об обстановке и дает торжественные обещания, которые не в силах выполнить"{136}.
Складывается впечатление, что краткая биография Паулюса была задумана Гёрлицем как основной исторический комментарий к документам, освещающим действия командующего 6-й армией под Сталинградом. Хотя составитель сборника Паулюса и заходит слишком далеко в попытках оправдать покойного фельдмаршала, следует все же отдать ему должное. Рассказывая о жизненном пути Паулюса и анализируя исторические и военные факторы, определявшие ход событий, Гёрлиц показал, что катастрофа вермахта была закономерной и неизбежной, ибо вермахт превратился в "бюрократический аппарат" диктатора, а немецкие полководцы - в его "ответственных исполнителей", забывших, что такое совесть. Германские кадровые военные, для которых воинская дисциплина стала фетишем и самоцелью, сами избрали подобную участь, - не признавая гражданской ответственности солдата перед родиной, они вопреки велениям совести повиновались Гитлеру до последней минуты. "Я выполняю приказ и буду стоять здесь до конца",- писал злополучный фельдмаршал Паулюс в своем последнем письме из Сталинградского "котла". "Я выполняю приказ..." - этими словами Гёрлиц и озаглавил свою книгу. Удачное заглавие! В нем заключена вся неразрешимая дилемма Паулюса и как в капле воды отражена вся трагедия этого полководца и его армии, принесенной в жертву на берегах Волги.
Чем руководствовался в своих действиях Паулюс?
В интересах справедливости и исторической объективности нельзя недоучитывать те условия, под влиянием которых формировались решения командования 6-й армии в Сталинграде. В этом вопросе необходимо разобраться со всей тщательностью и беспристрастностью. Соображения, которыми он тогда руководствовался, Паулюс позднее изложил в своем труде "Операции 6-й армии в Сталинграде. Принципиальные замечания" и приложениях к нему. Первое, о чем ясно свидетельствуют приводимые им факты, - это то, что обуреваемый беспокойством командующий армией еще задолго до начала русскими операции по окружению интенсивно консультировался со стоявшим над ним командованием группы армий "Б". Речь шла, с одной стороны, о тех опасностях, которые нависали над все более растягивающимся и слабо обеспеченным северным флангом армии, с другой же стороны - о недостаточной боеспособности частей на главном направлении удара. На слабость своего фронта Паулюс в середине сентября 1942 года настойчиво обращал внимание и ставки Гитлера в Виннице, требуя принятия соответствующих мер. С этого времени он в своих докладах и представлениях без устали взывал к высшим инстанциям, указывая на необходимость укрепить боевую силу частей, более надежно обеспечить фланги, а также расширить и гарантировать подвоз. Свои тревоги в связи с этим он старался внушить и высокопоставленным лицам, наезжавшим в расположение армии в качестве представителей вышестоящих инстанций: заместителю начальника генерального штаба сухопутных сил генералу Блюментриту, начальнику химической службы при главном командовании сухопутных сил генералу Окснеру, командующему войсками связи вермахта генералу Фельгибелю, адъютанту Гитлера по делам вермахта генералу Шмундту. Паулюс воспользовался
Описывая эти "бесплодные переговоры", Паулюс затем упоминает о шедших одно за другим тревожных донесениях, в которых штаб армии предупреждал вышестоящие инстанции о чрезвычайно грозных приготовлениях противника к переходу в генеральное наступление и которые - как он заявляет - не воспринимались немецким командованием с должной серьезностью. Лишь в самый последний момент там осознали всю тяжесть надвигающейся опасности. И, тем не менее, еще непосредственно перед началом русского наступления был получен приказ начальника генерального штаба Цейцлера. В этом приказе утверждалось, что русские не располагают сколько-нибудь значительными резервами и поэтому не способны более на операции крупного масштаба. В этой связи Паулюс упоминает также о некоторых запоздалых мероприятиях по перегруппировке частей на его участке фронта, которые ввиду весьма ограниченных возможностей могли носить, конечно, лишь очень скромный характер. Целью этих мероприятий должно было стать отражение ожидаемого удара противника. Паулюс подчеркивает, что все решения, которые он должен был принимать тогда, "по своим масштабам затрагивали сферу компетенции и ответственности командования группы армий и даже верховного главнокомандования". В этом месте у автора исторического исследования неизбежно возникает вопрос: действительно ли донесения и требования Паулюса в адрес высших инстанций, продиктованные необычайной серьезностью грозящей опасности, были сформулированы в соответствующих той обстановке необычайно убедительных, резких и бескомпромиссных тонах?{137}
Час роковых решений
В первые дни русской операции по окружению было необходимо сделать решающий для дальнейшего хода событий выбор: прорыв внутреннего фронта окружения или же освобождение окруженной группировки извне. Паулюс 21 ноября предложил стоявшему над ним командованию группы армий отвести оказавшуюся под столь серьезной угрозой армию на спрямленную линию обороны по Дону и Чиру. Штаб группы армий одобрил оперативный замысел командующего армией, однако в тот же вечер без каких-либо комментариев передал ему приказ главного командования сухопутных сил, предписывавший 6-й армии при всех обстоятельствах удерживать Сталинград и фронт на Волге и содержавший заверение в том, что уже принимаются меры по организации мощного контрудара. Дальнейшие указания Гитлера предписывали занять круговую оборону и выжидать. Для спасения войск, которых грозили раздавить смертельные тиски, теперь было самым важным получить свободу действий, причем все корпусные командиры и главные руководители армии - командующий и начальник штаба - были убеждены в том, что речь может идти только о прорыве в юго-западном направлении. Поэтому Паулюс, ссылаясь на все более ухудшавшуюся обстановку на фронте, неизменно требовал безотлагательно предоставить ему свободу действий, причем последняя радиограмма с таким требованием была адресована лично Гитлеру{138}. Непосредственный начальник Паулюса, командующий группой армий генерал-полковник барон фон Вейхс полностью разделял эту точку зрения и энергично поддерживал ходатайства Паулюса. В последний раз он выразил свое мнение по этому вопросу в обстоятельном докладе главному командованию сухопутных сил 23 ноября. В докладе, в частности, указывалось, что снабжение по воздуху двадцати дивизий не представляется возможным{139}. Однако после того, как Гитлер 24 ноября отверг ходатайство о предоставлении 6-й армии свободы действий и, более того, самолично начертал линию, в пределах которой армия должна занять круговую оборону в ожидании деблокировки, Вейхс тоже не пытался более отстаивать план прорыва, который он только что считал совершенно необходимым и приказ об осуществлении которого он на собственный страх и риск уже собирался отдать. Не желая, видимо, искушать подчиненного ему командующего армией, он покорился. Но тем самым он уклонился и от принятия собственного решения, побоявшись взять на себя в этот роковой час личную ответственность перед историей.
Что же касается Паулюса, то он старательно изложил мотивы, побуждавшие его теперь отказываться от самостоятельных действий, которых с такой решительностью требовал генерал фон Зейдлиц. Он считал, что, не имея полного представления об обстановке на фронте в целом, не зная, какими резервами располагает главное командование сухопутных сил для осуществления обещанного в скором времени освобождения окруженной группировки извне, и не будучи в состоянии предвидеть последствия своих самостоятельных действий, он не имеет права вопреки полученным приказам прорываться со своей армией из Сталинграда. Как думал Паулюс, верховное главнокомандование вермахта, лучше представляющее себе общую обстановку, имеет веские основания для того, чтобы в интересах всей кампании во что бы то ни стало держаться за "твердыню на Волге". Он полагался на обещание Гитлера предпринять все, чтобы обеспечить снабжение окруженных войск, и думал, что имеются все предпосылки для успешного осуществления операции по деблокировке. "В этих условиях мои действия наперекор полученному приказу, тем более что я не чувствовал себя в состоянии со своей колокольни правильно оценить общую обстановку, могли бы подорвать основу всей подготовленной верховным командованием операции. Такие действия вразрез планам верховного руководства, возведенные в систему, могли бы привести лишь к анархии в управлении войсками". Эти слова, бесспорно, свидетельствуют о полной недооценке исключительности сложившейся ситуации, которая была не типичным, а из ряда вон выходящим случаем, по которому нельзя равняться в нормальной обстановке. Среди сугубо военных соображений, которые тогда в значительной мере определяли поведение Паулюса, на одном из первых мест стоял, очевидно, тот факт, что вышестоящее командование группы армий покорно примирилось с создавшимся положением. Роль, которую играл при этом генерал-полковник фон Вейхс, получила суровую, но справедливую оценку со стороны генерала Пауля Мальманна. В связи с приказом Гитлера любой ценой удерживать Сталинград Мальманн писал: "Этот противоречивший его внутренним убеждениям приказ не мог не поставить Вейхса в затруднительное положение. Однако он не стал искать выхода из этого конфликта, как того требовали законы солдатской чести и морали, а перевалил его разрешение на плечи подчиненного ему Паулюса, ограничившись передачей ему директивы главного командования сухопутных сил"{140*}. И действительно, решение о переходе к самостоятельным действиям должно было быть тогда делом командования группы армий, поскольку оно лучше знало общую обстановку и располагало более широкой информацией, чем командование 6-й армии. Между тем фельдмаршал фон Манштейн 24 ноября, еще до того, как принять на себя командование группой армий, направил Паулюсу радиограмму, в которой, ссылаясь на только что полученный приказ Гитлера, указывал, что удержание волжского и северного фронтов является первоочередной задачей. Командование армии, говорилось в радиограмме, должно выделить ударные силы для того, "чтобы в случае необходимости хотя бы временно прорубить в юго-западном направлении коммуникационный коридор". К этому присовокуплялось обещание предпринять все, чтобы "пробиться извне" к окруженной армии{141}. Такое известие должно было укрепить веру командования армии в конечный успех и не могло не повлиять на его дальнейшие действия.