Катер

Каралис Дмитрий Николаевич

– - Объясняю, -- сказал бородач-яхтсмен, накручивая маленькое симпатичное колесо штурвала. Он насупленно сидел в вертящемся кресле с низкой спинкой и подлокотниками.
– - Длина пятнадцать метров, шесть спальных мест, дизель -- сто лошадей, топливные баки -- пятьсот литров, крейсерская скорость двенадцать узлов... Там есть откидное сидение -- посадите даму.

– - Элечка, садись, -- дядя Жора откинул мягкоесидение на задней стенке рубки, и мать села, скинув с головы платок и расстегивая пальто.

Катер плавно сменил курс, нас подхватило

течение, и мы увидели распахнутую горловину залива.

Яхтсмен приподнял деревянную лаковую крышку:

– - Здесь ящики для лоций и навигационных карт. Здесь, -- его вытянутая рука указала на шкафчик, и я различил прячущуюся под рукавом татуировку: "Не забуду..." -- навигационные приборы -- компас, бинокль, секстант. Это приборы двигателя -- он пощелкал грязными ногтями по красивой панели. Сейчас выйдем в залив и спускайтесь вниз, смотрите...

– - А какова осадка и дедвейт?
– - спросил дядя Жора, стоя за спиной рулевого и подмигивая мне: мы, дескать, тоже, корабелы.

– - Осадка в грузу около метра, -- проговорил рулевой, вглядываясь в серую даль.
– - Дедвейт у грузовых, а у нас пассажирское. Правильнее говорить о водоизмещении.
– - Он помолчал.
– - Десять тонн...
– - На его правой руке я разглядел еще одну татуировку,похожую на картинку с пачки папирос "Север" -восходящее солнце, которому не суждено взойти.

– - Я это и имел в виду, -- согласился дядя Жора.
– - Десять тонн это неплохо...
– - Он повернулся к отцу: -- А, Сережа? Десять тонн, нормально?

– - Вполне, -- сказал отец, оглядывая рубку и трогая зарешеченный плафончик над головой.
– - Ну, что, можно спуститься в носовую каюту?
– - он показал на сбегающие вниз ступеньки.

– - Спускайтесь, -- разрешил хромоногий.

Я успел юркнуть по трапу первым и нажал никелированную ручку двери.

Новый плащ, костюм и водолазка, которые я собирался купить с заработков на практике, стали казаться мне ничтожным пустяком, пустым переводом денег. Если нужно, я отдам все, только бы отец с дядей Жорой купили этот замечательный катер. Где они такой откопали? Это же сказка! Сужающееся к носу купе с четырьмя полками, световой люк над головой, зеркала!

– - Пожалуйста, -- открыв еще одну дверцу, гордо сказал дядя Жора, -камбуз! Плитка с баллонами! Шкафчики для провианта!

– - Почему так чесноком пахнет?
– - спросила мама.

– - Это черемша, -- сказал отец, вглядываясь в открытую стеклянную банку на столике в камбузе.
– - Помнишь, в Сибири сколько ее собирали? Особенно в последней экспедиции...

– - Да, -- весело сказала мама.
– - Надо же, и окошко на кухне есть.

– - Люк!
– - поправил дядя Жора.
– - На камбузе! Привыкай к морской терминологии!

– - А где же э... гальюн?
– - спросил отец.
– - И обещанный душ?

– - Наверное, в корме, -- дядя Жора быстро поднимался по трапу, придерживаясь за никелированный поручень.

Мы спустились из рубки

в шум машинного отделения. Катер стало слегка покачивать, и двигатель прибавил обороты. Мама поморщилась.

Туалет и душ находились за полиэтиленовой шторкой.

– - Это несолидно, -- крикнула мама, поворачиваясь к отцу.
– - Надо что-то непрозрачное повесить.

– - Повесим!
– - покивал отец, сдерживая восхищенную улыбку.-- Жора, верстачок с тисочками! А? Как тебе это нравится?

– - Немцы есть немцы, -- крикнул дядя Жора, открывая следующую дверь в корме.
– - Идите сюда! Еще одна каюта!

То, что дядя Жора назвал каютой, напоминало скорее проходной отсек с двумя мягкими кожаными лежанками по бортам. Но уютно. Здесь, наверное, в долгих походах спали механик и матрос.Аккуратная дверь с иллюминатором выходила на кормовую палубу. Я заметил два встроенных шкафчика и откидные угловые столики с матовыми плафонами на стене. Можно положить книжку, поставить чашку с крепким чаем... В отсеке было тепло, значительно тише, и линолеумный пол слегка подрагивал под ногами. Я подумал, что неплохо бы мне иметь здесь свой уголок. Могу матросом. А если подучиться, то и механиком.

– - Это ют!
– - дядя Жора открыл дверцу на палубу, и мы увидели пенистую шумящую воду за кормой.

– - Ой, чайка!
– - сказала мама, высовываясь в дверцу.
– - Летит прямо за нами. Вон еще одна! И еще!

– - Настоящий пароход!
– - отец приобнял мать за талию и тоже высунулся.
– - Это наши чайки, они всегда летят за кораблями...
– - Они заслонили собой проход, но я успел схватить глазами и чайку, и удалявшиеся постройки яхт-клуба, и отблеск солнца на серой воде и подумать, что в мое отсутствие между родителями произошла серьезная размолвка, но сейчас трещина сужается, и катер должен помирить их.

На обратном пути мы по очереди постояли за штурвалом,а маме даже разрешили включить тумблер сирены --катер требовательно аукнул встречной моторной лодке, и там случилась легкая паника: два мужика пожимали плечами и разводили руками, давая понять, что они ни в чем не провинились, а если и провинились, то больше не будут.

Мама засмеялась и поправила растрепанные ветром волосы.

– - Джонки тут какие-то болтаются, -- провожая взглядом моторку, сказал дядя Жора.

Хромоногий,так и не представившись, хрустнул защелкой окна и зевнул: "Ну что, на базу?"

– - А вы еще кому-нибудь показывали?
– - равнодушным голосом спросил отец.

– - Смотрел тут один... Вроде, брать собирается, -- сказал яхтсмен.
– Сказал, будет деньги искать.

– - Давно?
– - напрягся отец.

– - Вчера....

Отец с дядей Жорой переглянулись и одновременно вскинули брови. Они стояли рядом, плечом к плечу, и со стороны могло показаться, что отец посмотрелся в зеркало и вскинул брови. Зеркало в точностиотразило его лицо, но одело по-другому -- на дяде Жоре была синяя куртка с капюшоном.