Катон
Шрифт:
– И потом нахально не хотел выпускать меня из своих объятий?
– засветившись скрытой улыбкой, уточнила она.
– Да-да!
– обрадовался Марк этому общему воспоминанию. Даже слово "нахально" показалось ему ласкательным.
– Нет, не помню, - скептически посмотрев на него, заявила она и решительно пошла дальше.
– Как же так?
– опешил он и снова догнал ее.
– А вот так. Глупый мальчишка заставил меня забыть об этом.
– Но судьба дала ему возможность исправить свою ошибку.
– Может быть, и так...
– задумчиво произнесла она.
–
– Он твой друг?
– Дело гораздо сложнее: он - моя боль, обуза. Но мне жаль его, потому что он не так плох, как кажется на первый взгляд.
– Да уж, первому взгляду особо задержаться не на чем, - окинув Марка насмешливым взором, подтвердила она.
– Первый взгляд имеет значение для поверхностного общения, я же предлагаю тебе не мимолетное, а вечное. Я прошу тебя стать его женой.
– О, как ты решителен!
– По нерешительности я уже давно побил олимпийский рекорд, так что пора мне проявить и решительность.
– И кто же тот твой друг-обуза, за кого ты хлопочешь?
– Это моя лучшая часть, моя душа, та самая, которая не видна с первого взгляда.
– Неужели лучшая часть может быть обузой?
– Еще как! Ей ведь не предложишь, что попало. Ей необходимо только самое прекрасное, а самое прекрасное на свете - это ты, Эмилия. Так что я выполню свой долг перед собственной душой, только если добуду тебя в жены.
– А не станет ли эта твоя лучшая часть обузой также и для меня?
– Силы души томят человека, когда им нет простора, но стоит им вырваться на волю, а воля для них - это любовь к тебе, и они расправят крылья и понесут нас в вышину!
– Марк Порций, ты разве пишешь стихи?
– удивилась она.
– Вот уж никогда бы не подумала!
– До сих пор не приходилось, но твоя красота любого сделает поэтом!
– Пока она превратила в служителя муз только тебя, и, если с тобою про-изошла такая метаморфоза, придется мне согласиться на твое предложение.
Весь день Катон ликовал. А следующим утром пришел в дом Эмилия Лепида делать официальное предложение. Хозяин был суров, ему не особенно льстил союз с представителем чуждого Эмилиям рода, но после инцидента со сватовством Метелла Сципиона, привередничать не следовало. Реакция отца невесты не очень обеспокоила Катона, гораздо хуже было то, что и сама Эмилия встретила его с прохладцей и всем своим видом выражала раскаяние в данном накануне согласии. Но все же союз был заключен, и обрадованный Марк, избавившись от психологического груза, повеселел, стал вести себя раскованнее и снова сумел увлечь девушку разговором.
Они неплохо понимали друг друга, и в этом, возможно, сказывалось их давнее знакомство. Выяснилось, что Эмилия в детстве тоже была не совсем безразлична к своему странному поклоннику. Она знала о его тайном внимании к ней благодаря всепроникающей женской интуиции, а также со слов подружек, которые всегда прекрасно осведомлены о таких делах. Но, поскольку он не предпринимал шагов к сближению, его неотступный интерес начал тяготить ее, потом стал вызывать раздражение и перерос в негодование.
Дом Катона наполнился родственниками и радостной суетой подготовки к свадьбе. Больше всех усердствовали сестры. Правда, они относились к Эмилии настороженно и намекали Марку, что она его ценит меньше, чем им хотелось бы. Но можно было подумать, что сестры просто ревновали любимого брата к его невесте. Марк каждый день наносил визиты в дом будущего тестя и по много часов проводил с Эмилией. Он видел, что по мере углубления их общения, она становится все жизнерадостнее и нежнее к нему. Если же иногда на ее лицо падала тень мрачных мыслей, он объяснял это недавно пережитым ею оскорблением.
Чем веселее была невеста, тем ярче сиял Катон. Он постоянно находился в состоянии эйфории. При встрече с ним его товарищи столбенели от удивления: столь разительны были произошедшие в нем перемены. Он даже стал более изящно одеваться, но только ни в коем случае не модно. Друзья добродушно посмеивались над ним, кто-то острил, кто-то завидовал, а находились и такие, которые выражали разочарование тем, что Катон, как они говорили, потерял собственное лицо и сделался таким, как все.
Слухи о счастливом Катоне дошли до Метелла Сципиона.
– Как мало надо маленьким людям!
– небрежно воскликнул он по этому поводу, обращаясь к своим друзьям.
– Достаточно бросить им объедки с нашего стола, как они уж сыты и ликуют.
– Но ведь ты еще не успел надкусить плод, прельстивший незадачливого Порция, - возразил ему кто-то из его окружения.
– Пожалуй, надо это сделать...
– многозначительным тоном веско произнес прославленный сердцеед.
– Теперь такое совершить будет непросто...
– Это мне-то?
– Ну, девчонка против тебя, ясное дело, не устоит, но вот Катон с этим не смирится. Он обязательно тебя зарежет, если не мечом, так своим стоицизмом.
– Да-да, - подхватил другой собеседник, - Порций будет долбить тебя нравоучениями до тех пор, пока не выбьет из тебя все мозги или пока ты сам не бросишься на меч.
– Меня стоическими нравоучениями не проймешь, - самоуверенно отреагировал Метелл.
– Еще бы, ты ведь прирожденный эпикуреец!
Несмотря на презрительные отзывы Метелла о готовящемся брачном союзе, это известие глубоко задело его. Он специально пришел посмотреть на Катона, и радость врага вызвала его негодование. Через день ему довелось встретить Эмилию, которая была так увлечена своими чувствами, что даже не заметила внушительную фигуру бывшего жениха и молча прошла мимо. Подобного невнимания к красавцу Метеллу женщины себе не позволяли, и ему очень захотелось наказать ее за непростительную рассеянность. Помимо этого важного обстоятельства, на него повлиял и другой фактор: сейчас он смотрел на Эмилию не только своими глазами, и потому она показалась ему значительно краше, чем раньше.