Каторга

Кошелев Вадим Викторович

– Мудрое решение, ваше высочество! – поклонился Ченг.

– Вам, сударь! – герцогиня повернулась к Задире. – Повелеваю заняться обустройством колонии на месте старого поселения землян и организовать дозоры.

– Будет исполнено! – Грач коротко кивнул.

– До полного выздоровления Жересса майору Чащиной надлежит исполнять обязанности капитана «Крыма».– Варвара Алексеевна в тот день вошла во вкус, почувствовав, что настало время, наконец, взять бразды правления в свои руки. Продолжая тему, она обратилась к смиренно стоящей по правую руку Багире. – Согласуйте с Ченгом минимальное количество экипажа, которое необходимо для обеспечения боеспособности нашего крейсера. Остальные должны присоединиться

к колонистам.

– Да, моя королева! – Упоминание о Жерессе немного опечалило главную амазонку, которую так и распирало побыстрей расспросить Бартона о судьбе О'Нилла, что она и не преминула сделать, как только ее хозяйка покинула мостик корабля.

– Не волнуйся, с ним все в порядке. Существует лишь одна маленькая неприятность – ему предстоит стать левшой, – ответил Бартон, которого ни на шаг не отпускала дочь. – Спроси доктора, куда Кельвина определили. А заодно предупреди этого болвана Анри, что скоро я буду иметь с ним откровенный разговор.

– По поводу? – вскинула брови Багира, ощущая на себе злой взгляд Марго.

– По поводу его обязанностей. Этот бездельник за все время даже не удосужился предложить вам медицинский осмотр, – Бартон стал горячиться. – У тебя, между прочим, тоже проблемы по женской части. Я ощущаю спайки с правой стороны.

– Что значит ощущаю?

– А то и значит, что тебе следует пройти обследование.

– Маразм какой-то! – Багира почувствовала себя не в своей тарелке и, даже смутилась, что с ней бывало крайне редко. – У тебя, видать, все еще плохо с головой.

– Не смей оскорблять моего отца! – прошипела Марго. – И пойми своими куриными мозгами, что он тебе желает лишь добра.

– Хамишь, подруга! – главная амазонка отреагировала на удивление спокойно.

– Я тебе уже не подруга! – Марго вскинула голову и потащила растерявшегося Бартона прочь.

Глава 8.

Свет в конце тоннеля все же сверкнул разок Самуэлю Грину. Сверкнул и погас, оставив в памяти неясные образы мира межреальности, куда его ненадолго забросила неведомая сила. Большое сердце остановилось лишь на несколько мгновений, постояло, передохнуло и с новой силой принялось перекачивать кровь по огромному телу.

В отличие от друга Билла, еще раньше побывавшего в тоннели, Циклоп не потерял памяти и все хорошо помнил вплоть до того момента, когда его поразило несколько молний выпущенных гномами из трубок. Потом провал, вызванный временной отлучкой в астральный мир, где Сэма почему-то не захотели принять, посчитав, что он еще не до конца выполнил свое предназначение на Земле. Очнулся он уже внутри звездного корабля инопланетян, в цилиндре трехметрового диаметра, образованного прозрачной медленно вращающейся субстанцией, отдаленно напоминавшую радужную пленку мыльного пузыря. Внутренний голос подсказал, что пленку лучше не трогать.

Из-за непривычно низкой температуры окружающей среды человеческое тело бил озноб.

Холодный воздух, как внутри цилиндра, так и, скорей всего, на корабле, по своему химическому составу был близок земному, но имел какую-то дополнительную составляющую, которая угадывалась по кислому запаху, вызывающему тошноту и головокружение. Это лишь усугубляло и без того плохое самочувствие гиганта. Тем не менее, Сэму все же удалось преодолеть страдание плоти. Он тяжело поднялся на ноги и осмотрелся.

Цилиндр располагался посреди весьма просторного, хорошо освещенного фосфорическим светом помещения, где помимо Циклопа находились и другие представители гомо сапиенса. Только все они скорее были мертвы, чем живы, хотя сохранились довольно хорошо. Видимо благодаря раствору, в котором плавали. К тому же их цилиндры имели гораздо меньшие размеры и отличались твердостью стенок,

напоминающих пуленепробиваемое стекло.

Присмотревшись повнимательней, Циклоп обнаружил, что все заспиртованные земляне принадлежали к сильной половине человечества и разнились гигантским ростом.

Сие открытие наводило на мысль о присутствии на борту некоего коллекционера – мецената, вознамерившегося донести до своих потомков чучела самых крупных представителей планеты Земля. Хотя комната с поверженными Гулливерами вполне могла быть местом, где могли потешить свое эго маленькие лилипуты. Или же более банальный вариант – люди просто служили законсервированным деликатесом, который можно поедать долгими зимними вечерами, когда с продуктами становится туго. Да мало ли?

Пока Циклоп предавался размышлениям о судьбе собратьев, а, заодно, своей судьбе, дивясь тому, что его до сих пор не заспиртовали, передняя, незагороженная цилиндрами переборка отъехала, и в помещение кунсткамеры вошел коротышка с каким-то прибором, в крючковатой семипалой руке.

Смотреть на представшую перед глазами тварь без эмоций было никак нельзя. Причем эмоции, обуревавшие Циклопа крайне отличались друг от друга. Поначалу чувство мерзостного отвращение человека, увидевшего кучу испражнений, завладело Сэмом, потом на смену ему пришел гомерический смех, что может вызвать талантливый мим своим ужасным, находящимся в постоянном движении лицом. Если то, что имелось у твари на голове вообще можно было назвать лицом в физиологическом понимании этого слова, хотя мордой тоже не назовешь. Циклоп для себя все же решил давать человеческие названия частям гномьего тела, тем паче, что некое отдаленное подобие имело место быть. Взять хотя бы голову. Подобие состояло лишь в том, что гном ее имел, и больше ни в чем. Голова не была ни круглой, ни овальной, ни даже квадратной. Она обладала сложной геометрической грушевидной формой и расширялась на затылке. Растительность на голове отсутствовала напрочь. А кожа была пупырчатой, топорщилась множественными складками, которые находились в постоянном движении вместе с появляющимися из этих складок другими органами. Вроде трубчатого рта, способного вытягиваться на приличное расстояние вперед и таких же ушей, что постоянно видоизменяясь, могли принять форму раковины моллюска или граммофонной трубы, только маленькой. О носе однозначно сказать не представлялось возможности, но скорей всего он где-то наличествовал. А вот выпученные жабьи глаза, захватывающие огромный угол обзора, оказались очень даже заметны.

Тварь не имела никакой одежды и ходила в чем мать родила, пряча половые признаки в вездесущих подвижных складках и, по всему видать, на божий свет эти признаки доставала лишь в урочный час. Хотя возможно самки отличались от самцов по цвету кожи, ибо в появившейся следом ватаге гномов выделялись два основных пигмента – бледно-зеленый и светло-коричневый, причем зеленых было больше, чем коричневых.

Коротышки окружили цилиндр с Циклопом, издавая еле уловимые человеческим ухом высокие звуки. Тем не менее общались они, скорей всего, посредством все тех же складок, выписывая самые невероятные фигуры на теле, причем одним телесным набором иероглифов могли передать такое огромное количество информации, на которое у землянина ушло бы полчаса, а то и больше. Издаваемый звук скорей всего был лишь фоном и сопутствовал диалогу так же, как гримаса сопутствует общению людей. Присмотревшись к коротышкам внимательнее, Сэм заметил в складках одной из тварей эмбрион детеныша, приросшего своей спиной к животу родителя. И со стороны казалось, что маленький ублюдок сидит в некой завуалированной складками сумке. Ненормальный викинг, назвавшийся Артуром Гаррисоном оказался прав – гномы размножались почкованием, являясь по сути гермафродитами.