Каторжник император. Беньовский

Демин Лев Михайлович

Морис Август заметил мраморную скульптуру в простенке между зеркалами. Она изображала античную богиню Диану с ланью. Очевидно, первоклассный французский скульптор воспроизвёл в образе божества хозяйку салона. Лицо мраморной полуобнажённой Дианы живо напоминало Марию Жанну Дюбарри.

Она заметила пристальный взгляд Беньовского, устремлённый на статую.

— Нравится?

— О да, превосходная работа!

— Работа большого мастера.

Дюбарри назвала имя известного ваятеля.

— Представьте, барон... Скульптор утверждал, что видит богиню Диану только в

моём образе, и настоял, чтобы я позировала ему. Разумеется, не в этом платье, а в короткой античной тунике. Перед вами копия. А подлинник пожелал иметь в своей коллекции король. Она в Версале.

— Превосходная работа, — повторил Беньовский, — ибо превосходной оказалась натура.

Дюбарри игриво погрозила Морису Августу пальчиком. Барон-путешественник понравился ей. Напорист, нагловат и, как видно, знает толк в хорошеньких женщинах. Если бы только она захотела, дала знак... Но ей суждено нести крест королевской фаворитки, с которой Людовик давно уже не делит альковные утехи. Допусти она маленькую вольность, отдайся радостям жизни, к которым естественно тянется всякая молодая красивая женщина, и тогда конец её власти. И она более не первая дама Франции. Есть у неё недоброжелатели, а у этих стен есть глаза и уши, и среди её слуг наверняка найдутся соглядатаи королевской сыскной службы.

— Забыла про других гостей. Извините, покину вас, — сказала Дюбарри. — Жан, займите барона. Знаменитый путешественник по восточным странам, вам будет интересно.

Человек средних лет, одетый несколько небрежно, очевидно писатель или артист, подошёл к Беньовскому и представился:

— Жан Франсуа Дюси [51] , поэт, драматург. А вы путешественник?

— В некотором роде.

— А я вот занимаюсь переложением Шекспира для парижской сцены. Англичанин Шекспир груб, вульгарен и не подходит для изысканных вкусов французской публики. Я очищаю пьесы Шекспира от грубости, наиболее кровавых сцен, дополняю античными сюжетами.

51

Дюси Жан Франсуа (1733—1816) — французский трагический поэт; известен и как тонкий переводчик произведений Шекспира.

«Бедный Шекспир», — подумал Морис Август. Рассуждения модного драматурга были ему неинтересны. Беньовский перебил его вопросом:

— Не скажете ли, кто вон тот молодой человек в голубом камзоле?

— Чем он заинтересовал вас?

— Воинственным видом. Он напоминает боевого петуха, изготовившегося к атаке.

— Вы наблюдательны. Это маркиз Грильо, отъявленный дуэлянт. Он попал в одну скандальную историю, и ему грозит суд. Теперь маркиз ищет покровительства и защиты у графини.

— А кто полноватый господин в пышном жабо?

— Известный композитор. Будет исполнять свои новые пьесы для клавесина.

— Я вижу среди гостей две категории людей. Просителей, ищущих покровительства, и знаменитостей, украшающих салон.

— Вы правы. Завтра парижские газеты в светской хронике напишут: «В традиционный

четверг в салоне мадам Дюбарри среди гостей находился известный путешественник барон де Бенёв». Я правильно называю вас? И весь Париж заговорит о вас как об одной из знаменитостей, вхожих в салон графини.

«Неплохо», — подумал Беньовский. Он поддержал светский разговор с каким-то господином, побывавшим в Канаде, познакомился с молодым дуэлянтом и посоветовал ему не унывать и положиться на великодушную доброту хозяйки салона, не спеша выпил несколько бокалов вина. Когда первые гости стали расходиться, Морис Август подошёл к графине попрощаться.

— Покидаете нас? — с сожалением сказала Дюбарри.

— Дела, любезная графиня. Формирую корпус.

— Помните, я всегда готова замолвить за вас доброе слово его величеству.

— Вы мой добрый ангел.

Возвращался Беньовский домой с лёгким чувством. Ещё одно полезное знакомство. С первой дамой Франции, всесильной мадам Дюбарри. Он, Морис Август, кажется, понравился избалованной королевской фаворитке.

О вербовке добровольцев в экспедиционный корпус напечатали парижские газеты. О том же сообщали огромные объявления, развешанные на парижских рынках и в других людных местах. Были оповещены полицейские участки французской столицы и власти ближайших к Парижу провинций. Военное ведомство предоставило помещение в одной из столичных казарм для вербовочного пункта.

С претендующими на офицерские должности беседовал сам Беньовский. С остальными — Мечислав Ковач, утверждённый в звании капитана французской армии и заместителя командира корпуса. Военный лекарь осматривал каждого претендента. Если физических изъянов не находилось, писарь заносил данное лицо в конторскую книгу, указывая также его последнее занятие, место жительства и знание военного дела.

Первым посетил Беньовского маркиз Грильо, с которым Морис Август имел случай познакомиться на приёме у графини Дюбарри и которого ему отрекомендовали как заядлого, заносчивого дуэлянта.

— А мы с вами встречались, полковник, — развязно сказал маркиз. — Прочитал в «Парижском вестнике» о вербовке волонтёров в ваш корпус. Не рискнуть ли? Тем более что обстоятельства вынуждают меня покинуть страну годика на два.

— Вы имеете в виду обстоятельства, связанные с той злополучной дуэлью?

— Именно. Тот бездельник, которого я проткнул шпагой, оказался, как на грех, родственником самого д’Эгильона.

— Вы хорошо знаете военное дело?

— Кого вы спрашиваете, полковник? Весь Париж подтвердит вам, что маркиз Грильо превосходно владеет и шпагой, и пистолетом.

— В этом я нисколько не сомневаюсь, мой маркиз. Но ротный командир — ведь вы претендуете на не меньшую должность — должен иметь познания и в тактике боя, знать все боевые построения, систему фортификационных сооружений. Вы участвовали в военных действиях?

— Не приходилось. Но коль голова на плечах, освоим и тактику, и все остальные премудрости военной науки.

Самоуверенность маркиза Грильо раздражала Беньовского. Он вовсе не горел желанием видеть среди офицеров корпуса этого светского задиру.