Каторжник
Шрифт:
Меднолицый мужик смачно сплюнул на пол.
— Выходит, беглые? Бродяги? С Кары, видать? Слушок про вас уже прошел.
Скрывать что-либо было бессмысленно. Эти люди только что спасли наши шкуры, да еще и показали себя людьми дела.
— Верно, — кивнул я, глядя здоровяку прямо в глаза. — На Каре были. А вы что за люди?
Понятное дело, выпили мы горилки, чтобы успокоить нервы, ну заодно и познакомились. Того, что помоложе, звали Чиж, а плотного меднолицего мужика — Щербак. Бурят нам не представился и в разговоре почти не участвовал — видимо, плохо говорил по-русски.
— Мы, господа бродяги, по контрабандной части, — раздуваясь от собственной значимости, пояснил Чиж — молодой, юркий и, чувствовалось, башковитый парень.
— Разными тропами ходим, в Китай товар возим.
— Помимо Кяхты? — понимающе спросил Захар.
— А то! В Кяхте нашего брата не ждут. Мы ж не купцы первой гильдии!
— И что возите?
— Да по-разному, — с видимой неохотой отвечал Щербак, судя по выговору, чалдон.
— Мы-то все больше перевозим, а товар дают торгаши — инородцы да китайцы.
«Ага, — подумал я. — Никакие вы не воротилы, так, подручные у настоящих негоциантов. А вот с ними-то и надо бы свести знакомство».
— Это какие купцы? — с деланым безразличием спросил я.
— Да разного роду-племени. И китайцы, и монголы, и тунгусы… Мы тут многих знаем.
И тут мне пришла очевидная мысль.
— А с Лу Цинем, китайцем, что у Нерчинска торгует, не водите знакомства?
— А то! — оживился Чиж. — Дедушку Лу Циня как не знать! Оченно уважаем! Правильный купец, хоть и китаеза.
И тут мысль моя побежала стремительным вешним ручьем, прорвавшим наконец-то снежную плотину.
— Так, а может, вы и нас проведете туда? Нам и схорониться до поры надо, и торговый интерес имеется.
— Ты чего, атаман? — подал вдруг голос Софрон. — К нехристям, на китайскую сторону бежать? А стоит ли? Народ дикий, места незнаемые, порядки чужие… Пропадем мы там!
— Спокойно, Бог не выдаст, свинья не съест! — чувствуя в крови тот азарт, что всегда предвещает удачу, откликнулся я. — Чего тут от казаков бегать, когда рядом — целый Китай? Ну а что порядки там другие, так это и к лучшему. Можно затеряться, да и ненадолго мы! Отъедимся, приоденемся!
— Тоже верно! — поддержал меня Захар. — В Китае торг большой идет. Там в приграничье всякие люди крутятся. Купцы, контрабандисты… И бумаги можно справить, кому надо. Голова ты, Подкидыш! Через границу — и ищи ветра в поле!
— Кому Подкидыш, а кому — Сергей Александрович! — солидно поправил я. — А вообще, зовите меня Курилою. Мне так привычней.
Мои мужики многозначительно переглянулись. Имя, да еще и с отчеством, совсем не простонародные. Конечно, они и раньше догадывались, что я не их кровей — и говорю по-хранцузски, и дерусь по-хитрому, да еще и нахожу общий язык с «барином» Левицким. Но теперь, когда «расчехлился», во взглядах моих спутников я ощутил смесь уважения, страха и жгучего интереса.
Мы еще долго обсуждали эту отчаянную, но спасительную идею. Китай — другая страна, другие законы, другая жизнь. Там наше прошлое могло потерять значение, а серебро — превратиться в свободу.
— Значит, в Китай! — подвел итог Захар. Решение было принято. Осталось лишь договориться с контрабандистами
Весна в Забайкалье — время капризное. Еще вчера стояла непролазная грязь, а через два дня степные ветры и яркое солнце высушили землю так, что над Кяхтинским трактом пыль поднималась столбом. Наши кони и неторопливо тащились вперед, а ветер нес в лица мелкий песок, который въедался в глаза, скрипел на зубах и покрывал желто-серым налетом и людей, и понурых лошадок. Ох уж эта пыль сибирских дорог! Сколько мы наглотались ее по пути на каторгу! Но теперь впереди брезжила надежда — граница с Поднебесной империей, таинственный Китай, где, как мы верили, проклятое серебро Фомича откроет дверь в новую жизнь.
Мы ехали в сторону Нерчинска. Именно там у наших новых спутников — Чижа и Щербака — имелись связи для пересечения границы, там же можно было найти китайских торговцев. Возглавлял наш маленький караван Хан — невысокий скуластый бурят с лицом, выдубленным ветрами, чьи узкие щелочки глаз, казалось, видели все насквозь. Чиж и Щербак, тертые калачи, вели под уздцы лошадей. Ехали мы Лу Циню, он возил: чай, шелка, еще какую-то мелочевку в обход таможни. Наша задача была — прицепиться к его обозу и раствориться по ту сторону кордона.
— Скоро ль приедем, Хан? — спросил я… Бурят лишь махнул рукой вперед.
— Ну что ты к нему лезешь? — укорил меня Чиж.
— Сам знаешь, он по-нашему почти не говорит. К вечеру близко будем.
Разговор затих. Караван медленно полз вперед. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в багровые тона. И тут…
Впереди, там, где дорога делала поворот, показались всадники. Не буряты, не купцы. Военная форма! Да и не только, были видны и телеги, и скованные цепью каторжане.
Хан натянул поводья, караван встал. Контрабандисты напряглись, но внешне сохранили спокойствие. Мы же, беглые, инстинктивно вжались в седла, стараясь стать меньше, незаметнее.
— Тихо всем! — не оборачиваясь, прошипел я. — Мы — работники, едем по делу!
От толпы отделились всадники и направились в нашу сторону. Их было четверо: трое казаков и офицер, который ехал чуть впереди. Высокий, статный, с аккуратными русыми усами под строгим козырьком фуражки…
Ледяной ужас сковал меня. Я узнал его. Нет, не может быть! Здесь? За тысячи верст от проклятой каторги? Судьба-злодейка решила посмеяться над нами в последний раз?
Это был он. Алексей Валерианович Рукавишников. Тот самый офицер, который принимал нашу партию на этапе, пересчитывал по головам, чей холодный, внимательный взгляд провожал нас в глубь Сибири.
Я почувствовал, как холодеет спина. Софрон рядом со мной замер, как каменный, только желваки заходили на его скулах. Из кибитки донесся сдавленный стон — кажется, Изя тоже его узнал.
— Атас… — прошептал Софрон так тихо, что я едва расслышал. — Офицер… тот самый!
Рукавишников подъехал ближе, окинул наш караван цепким, привыкшим оценивать взглядом. Задержался на тюках с товаром, на лице Хана, на угрюмом Щербаке. Затем его глаза скользнули по нам, сидящим верхом и на облучке кибитки.