Катрин Денев. Красавица навсегда
Шрифт:
Катрин очень переживала эту смерть, а еще больше – полную невозможность теперь объясниться с Жаком и что-то исправить. В то же время ей казалось, что она должна попытаться сделать это открыто, публично. Наверное, поэтому без колебаний согласилась поехать с Аньес Варда в Рошфор и сняться в фильме «Девушкам было по 25 лет», посвященном 25-летнему юбилею «Девушек из Рошфора». Это было непросто – снова погрузиться в атмосферу праздника, который завершился трагедией.
Все эти годы Катрин избегала публичных воспоминаний о Франсуазе, и только в 1997 году согласилась на телеинтервью и издала посвященную сестре книгу «Ее звали Франсуаза» с чудесными фотографиями. Это тоже был трудный шаг, ибо, по ее словам, «из приоткрытой
«Но тогда я была молода, – сказала она, – и не знала, как лечат страдание. До сих пор не могу видеть счастливых сестер. Для меня ее смерть – как ампутация, пустота после нее невосполнима».
К тому моменту со времени гибели Франсуазы прошло тридцать лет. Критик картина Добротворская написала после выхода книги: «Скорей всего, воспоминания Денев покупали ради Денев. На это и рассчитывали издатели, помещая на обложку «Ее звали Франсуаза» не портрет Дорлеак, а портрет сестер: Денев в фас, Дорлеак в профиль. Но книга появилась не раньше, чем стало общим местом утверждение «90-е – это перевернутые 60-е». В короткой биографии юной актрисы, которая так и не успела повзрослеть, скрывались секреты 60-х годов – секреты стиля одежды, существования на экране, женского обаяния. Когда в антикварных магазинах рядом с ампирными комодами появились поп-артовские пластмассовые диваны, Франсуаза Дорлеак снова вошла в моду».
Сама Катрин Денев, пережившая многих своих коллег и близких, уже могла к этому времени считать себя принадлежностью истории кино – живой истории. К столетнему юбилею кинематографа Аньес Варда сделала фильм «Сто и одна ночь» – презанятнейший кинокапустник, где бесплатно согласились сняться даже Делон с Бельмондо, а Денев романтично проехалась в лодке с самим Робертом Де Ниро (кстати, одним из редких актеров, кого она выделяет как мужчину и признается, что чувствительна к его шарму). Но Варда на этом не успокоилась и как образцовая вдова продолжала напоминать людям с короткой памятью о своем покойном муже. В 1997 году она сделала фильм «Вселенная Жака Деми», где уговорила сняться Харрисона Форда и где встретились все музы режиссера – Анук Эме, Жанна Моро и, естественно, Катрин Денев.
Жако из Нанта соединил в своем творчестве мотив моря и мотив предчувствия любви. Для его земляка, тоже уроженца Нанта, увековеченного здесь в камне Жюля Верна, море означало другое – экзотические путешествия, не только в пространстве, но и во времени. Деми не уехал дальше соседних приморских городов, а даже когда отправлялся за океан, нес с собой свой мир, как в космос герои «Соляриса». Побывав в Нанте, я увидел пассаж со статуями, по которому прогуливались в «Шербурских зонтиках» Женевьева с Роланом Кассаром – и для меня это был лучший памятник Жаку Деми, кроме тех, что он сам создал себе на пленке.
Из интервью Катрин Денев Оливье Ассаясу
(«Кайе дю синема», май 1999)
– Меня неизменно поражает, сколько вы успели сделать в своей жизни… Вы ведь великая звезда народного кино, а любите впутываться в опасные авантюры…
– Похоже, мне очень везло. Я начала сниматься случайно и совсем не собиралась этим заниматься. Стало быть, поначалу я не оказалась на прочных рельсах. Но, к счастью, вскоре встретила Жака Деми. До него у меня не было своего взгляда на кино… Предстать перед всем миром на экране – такая перспектива очень смущала меня. Но одновременно было и что-то другое – желание себя показать… Мы много говорили с Жаком не только о фильмах, но и о многих вещах, связанных с кино. Мне показалось, что
– Я хочу вернуться к специфической алхимии кинематографа, позволяющей раскрывать разные лики вашего таланта…
– Еще Жак Деми внушил мне любовь к планам-сценам, длинным панорамам. Я не люблю, когда камера нацелена только не меня, я предпочитаю, чтобы она смотрела на сцену и на героев…Я смотрю на себя как на инструмент. Я стараюсь проникать в чужой мир с большей страстью, чем в саму роль.
Из киноманского прошлого
(Львов, 1968)
В глубокой юности, прогуливая лекции на мехмате, я посмотрел «Шербурские зонтики» и влюбился в белокурый экранный образ. Это было в городе Львове, в кинотеатре, который тоже назывался «Львов». Потом на наши экраны вышли «Девушки из Рошфора», потом – «Майерлинг».
Я написал девушке по имени Катрин Денев письмо и послал на вражеское Французское радио. В общем, это было послание в никуда, в потусторонний мир, в капиталистическую преисподнюю. Как ни странно, довольно скоро я получил ответ, выполненный неформально – ее размашистым почерком на тонкой бумаге с водяными знаками, с монограммой C.D. и с подписанной фотографией. Потом было еще одно письмо – и еще ответ, правда, уже машинописный.
Тогда Денев не была так знаменита. А у нас о ней знали еще меньше, чем во Франции, то есть практически ничего. Мне казалось, что это мое собственное открытие, и я со всей отпущенной мне убежденностью предрекал ей успех и славу. Так и случилось очень скоро: вчерашняя дебютантка снималась у лучших режиссеров мира, стала эталоном красоты и французского шарма. О ней теперь говорили как о «новой Грете Гарбо», хотя и по-другому загадочной, и в то же время как об универсальной актрисе, которая, никогда не повторяясь, всегда остается на экране самой собой. Это подтвердило мои догадки о том, что киноактер только тогда становится звездой, если он наделен особого рода пластической магией и чувственной реакцией на свет, на объектив кинокамеры. Прочитав литературу на сей счет, я убедился, что все это было хорошо известно до меня.
Тем не менее я сделал лихой кульбит и превратился из математика в кинокритика. Фильмы с Катрин Денев растворились в безбрежном море кинематографа. Теперь на фестивалях мне часто приходилось встречать французских звезд. Ужинал с Жанной Моро, представлял на сцене Жаклин Биссе, водил по Москве Джейн Биркин, запросто общался с Изабель Юппер. Но Катрин Денев видел и слышал только с приличного расстояния на пресс-конференциях. Излучая свойственное лишь ей сияние, она появлялась на сцене внезапно и так же стремительно исчезала за спинами бодигардов.
Мне даже не удалось лично подарить ей свою книжку – только передать через общих знакомых. Сначала через Аньес Варда, потом, для страховки, через Александра Кайдановского, который заседал с ней в одном каннском жюри. Как-то Аньес, с которой мы в очередной раз встретились в Париже, взялась представить меня Катрин на церемонии награждения «Сезарами», но именно в тот вечер мне назначили лекцию в Лилле, перенести ее было невозможно, значит – опять не судьба. И потом Аньес пыталась нас познакомить, но каждый раз по какой-нибудь причине план срывался. В этом несомненно был какой-то рок.