Катрин Денев. Красавица навсегда
Шрифт:
А для тех, кто знал новую ситуацию изнутри, было ясно: проблема вовсе не в Мастроянни и его семье, а в Денев. Софи Лорен, одна из главных экранных партнерш Мастроянни, дразнила его, говоря, что холодная и невозмутимая француженка совсем не похожа на влюбленную женщину. В ответ звучал неоспоримый аргумент: Катрин, не слишком любившая готовить, освоила классические итальянские блюда, включая фасоль! Феллини и его жена Джульетта Мазина всячески сочувствовали терзаниям своего друга и давали ему тактические советы. Феллини звал Марчелло на решительный «штурм Бастилии»: он считал, что ему нужно как можно быстрее уговорить свою подругу и на ней жениться, иначе он ее потеряет. Мазина, узнав о
Вновь Мастроянни показалось, что цель не за горами. В ожидании ребенка Катрин была весела, как не бывала, по свидетельству ее сестры Сильви Дорлеак, со времен, когда они играли девчонками на бульваре Мюра. Будущие родители вместе ходили по врачам и по магазинам, вызывая восторг продавцов детских отделов. Она, обычно смотревшая волком на всякого репортера, осмелившегося задать вопрос «на личную тему», терпеливо улыбалась, когда их на выходе из клиники окружала толпа журналистов, и Мастроянни делился с ними «новостями».
Девочку назвали почти так же, как хотела окрестить свою дочь Фэй Данауэй, когда они с Марчелло строили планы на будущее. Но Клара так и не родилась. Зато рождение Кьяры отец уже многих законных и внебрачных детей, отмечает как великий праздник, угощая шампанским всю округу. Девочка сразу становится его любимицей и останется ею, когда они с Катрин расстанутся. Причину этой привязанности Мастроянни объяснял с обезоруживающей искренностью: «Я обожал мать этого ребенка».
Прошло несколько месяцев после рождения Кьяры – и актриса как настоящий солдат возвращается на съемочную площадку. Первым ее фильмом нового периода становится итальянский. Правда, он снят в Париже, но его режиссер не кто иной как Марко Феррери. Даже для этого эксцентричного безумца замысел исторического гротеска «Не тронь белую женщину» оказался более чем необычным. Так же как странной и непривычной была для Катрин Денев уготованная ей роль, нисколько не похожая на предыдущую.
«Лиза» стала важным фильмом в биографии актрисы, ибо Феррери столкнул ее с необходимостью бесстрашно переступить порог того, что считалось приемлемым и приличным в серьезном кино. Денев говорила впоследствии о Феррери: «Именно он научил меня раскованности. Сначала я, увидев столь невероятные, чудовищные вещи, страдала и была в полной растерянности»[24].
Образ Лизы явился первым эскизом Феррери на тему женственности, призванной обновить дряхлеющий мир. Спустя годы режиссер вернется к этой теме в ключе катастрофическом («Мечта обезьяны») или ностальгическом («История Пьеры»). Он работает с очень разными актрисами – немкой Ханной Шигуллой, француженкой Изабель Юппер, итальянкой Орнеллой Мути. Именно в его женских образах чаще всего проявляются человечность и лиризм. И вряд ли кто-либо из актрис вслед Мишелю Пикколи назвал бы Феррери «хирургом пустоты».
Что касается фильма «Не тронь белую женщину», он стоит особняком и в послужном списке режиссера, и в биографии Денев. Более экстравагантную и замысловатую картину вообще трудно себе вообразить. Сюжет ее питается легендами вестернизации Америки, а героем оказывается полковник Кастер, который расправился с остатками индейских племен, сопротивлявшихся белой цивилизации. Спустя сто лет, в 60–70-е годы ХХ века, появились первые попытки развенчания мифа: например, в фильме Артура Пенна «Маленький большой человек».
Феррери разоблачает не столько американский вестерн, сколько его европейский суррогат «вестерн-спагетти», в котором «каньоны Дикого Запада» было принято снимать в Испании. Нет, режиссер с самого начала открывает карты
Абсурд нарастает. Мы слышим рассуждения напыщенного ученого-антрополога о преимуществах белой расы перед дикарями и варварами – и тут же попадаем в стан «парижских индейцев», которых играют Ален Кюни и Серж Реджани. Вслед за этим лицезреем легендарного полковника Кастера, который въезжает в город в облике Марчелло Мастроянни в длинноволосом парике – внешняя «стратегическая уступка» индейским обычаям. Он встречается в бистро с не менее знаменитым Буффало Биллом (Мишель Пикколи): тот уже выступает в кабаре, рекламируя свои былые подвиги (Буффало Билл, кстати, стоял у истоков киновестерна).
Далее индейцев загоняют в подвал и сотнями сжигают заживо; тех, кто уцелел, подвергают публичной казни; некий ловкий таксидермист уже осваивает методику изготовления человечьих чучел. Затем начинается возня с предвыборной кампанией: Кастер намерен баллотироваться в президенты. Тем временем в котловане разворачивается бой, за которым следят с наблюдательного пункта особо важные персоны. Среди них – представляющий интересы ЦРУ и занимающий место под портретом Никсона антрополог. В итоге белые терпят поражение, но и индейцы колоннами покидают современную Мекку с безжалостно вспоротым ее Чревом.
Феррери выступает в этом фильме как неукротимый в своей выдумке визионер и мрачный пророк цивилизации. А также свидетель и регистратор ее упадка: сам режиссер то и дело мелькает в кадре в роли вездесущего фотографа-хроникера. Его пророчества окрашены черным юмором и жестоким скепсисом. Степная, дикая история покорения индейских племен пародийно разоблачает себя на фоне готики и барокко.
На съемках этого фильма в последний раз собралась вся «банда Феррери» – и Пикколи, и Нуаре, и Тоньяцци. А также Мастроянни и Денев. Ей досталась роль той самой, вынесенной в название «белой женщины», женщины-символа, женщины-гротеска. Изящные белые платья и элегантные прически контрастируют с механической пластикой ее движений – как у заводной куклы.
Мари-Элен – представительница городской знати – встречает Кастера томными вздохами и делает ему реверанс под звучащий за кадром орудийный залп. Именно ей как самой благодарной и восторженной слушательнице Кастер излагает теории о природе индейцев-дикарей: они-де потому и дикие, что противятся собственной выгоде. И вот уже Мари-Элен проводит эти свежие идеи своим школьным воспитанникам.
Кастер строго-настрого запрещает ставшему его приближенным индейцу Мичу (Уго Тоньяцци) делать две «не дозволенные низшей расе» вещи: пить шампанское и трогать белую женщину. Этот запрет Мич нарушит в самом конце фильма, когда Мари-Элен в ура-патриотическом экстазе выскочит на поле сражения и падет от стрелы индейцев, а через несколько мгновений ее судьбу разделит Кастер. До этого «белая женщина» сама склонит к близости Кастера, и близость эта будет разыграна под звуки боевого марша. Феррери направляет острие своей сатиры на расистскую косность и тупую элитарность, олицетворяют которую псевдоисторические персонажи Мастроянни и Денев.