Катрин. Книга третья
Шрифт:
— Мессир… сюда крадутся какие-то люди. Они стараются ступать тихо, но я явственно услышал шаги. Хотят воспользоваться темнотой.
— Их много?
— Не могу сказать, мессир… но не меньше двадцати. Катрин инстинктивно вцепилась в руку мужа. Тот, почувствовав ее страх, нежно сжал дрожащие пальцы. Но голос его был тверд.
— Ну, что ж… пусть крадутся. Эскорнебеф! Встань у входа! И ты тоже, Готье! Через вас никто не пройдет. А я разберусь с этим господином, за чью жизнь я кг дам теперь и одного мараведнса… Кажется, так говорят у вас в Кастилии? — добавил
Вилла-Андрадо пожал плечами с видом человека, уставшего объяснять очевидные вещи.
— Они не станут подходить близко! Шапель, мой лейтенант, отнюдь не дурак. Он знает, как брать медведя, засевшего в берлоге… А что до твоей угрозы перерезать мне глотку, то я в это не верю. Ты не сумеешь убить безоружного, Монсальви! Я тебя хорошо знаю, и Шапель тоже… У тебя самый гнусный характер во всей французской армии, но ты всегда был воплощением рыцарства.
Насмешливый тон испанца делал весьма сомнительным комплимент, на который, впрочем, Арно не обратил внимания.
— Я мог измениться… тем более что у меня на руках жена и ребенок!
— Нет! Такие люди, как ты, не меняются. Мадам, — обратился Вилла-Андрадо к Катрин, которая встревожено переводила глаза с одного на другого, — скажите же вашему мужу, что он совершает глупость. Я перестал быть вашим врагом, как только увидел вас. Мне тоже ведомы законы рыцарства, и я знаю, как подобает вести себя благородному кастильскому дворянину в присутствии женщины такой знатности… и такой красоты!
— Мессир, — произнесла Катрин дрожащим голосом, — я с радостью подчинюсь во всем воле моего супруга. Ему принадлежит право решать, и если он изберет смерть, я без сожалений последую за ним.
— Неужели вы родили сына для того, чтобы он так рано покинул наш мир?
Молодая женщина не успела ответить, потому что в этот момент Сара вскочила с ужасным криком, а у входа страшно захрипел один из гасконцев. На пещеру обрушился град стрел. Одна из них вонзилась в грудь солдата. Впрочем, назначение их было в другом: каждая стрела была обмотана горящей паклей, и, хотя Готье с Эскорнебефом бросились затаптывать огонь, сучья, лежавшие у входа, воспламенились. В одно мгновение пещера осветилась, и в нее пополз густой дым. Катрин судорожно прижала к груди ребенка.
— Они хотят выкурить нас или сжечь живьем! — проворчал Готье.
Арно ринулся на испанца с такой быстротой, что тот не успел увернуться. Руки его были зажаты стальной хваткой, а на своем горле он почувствовал неприятное прикосновение обнаженного клинка. . — Крикни им, чтобы прекратили! — прошипел Монсальви. — Иначе, клянусь честью овернца, я проткну тебя, как цыпленка, и плевать мне на законы рыцарства! С дикими зверьми церемониться нечего.
Несмотря на смертельную опасность, Вилла-Андрадо улыбнулся.
— Допустим… только это тебе ничем не поможет. Шапель не остановит своих людей, пока я сам не выйду к ним. В конце концов… ему уже давно кажется, что он мог бы командовать отрядом не хуже, чем я. Моя смерть его вполне устроит.
Арно слегка
— Сделай что-нибудь или умрешь!
— Я не боюсь смерти, если от нее есть хоть какая-то польза, но бесполезные жертвы мне претят! Выйдем из пещеры вдвоем. Увидев меня, Шапель отдаст приказ прекратить стрельбу. Он, конечно, будет рад, если ты прикончишь меня, но сам это сделать не рискнет.
Не отвечая и не ослабляя хватку, Монсальви повел испанца к выходу. Катрин протянула руку, чтобы удержать мужа, но увидела его уже в проеме, освещенного пламенем последних стрел. Стрельба прекратилась.
— Отнеси меня туда, — крикнула Катрин Готье, — я хочу быть вместе с моим мужем!
Молодая женщина задыхалась и вот-вот могла лишиться чувств, однако нормандец колебался. Обоих мужчин уже не было видно, но до них донесся зычный голос испанца:
— Прекратить, Шапель! Это приказ! Прекратите стрелять!
В ответ послышался другой голос — грубый и хриплый голос человека, привыкшего командовать в сражениях:
— Не больше, чем на четверть часа, мессир! Затем я атакую вновь, хотя бы это стоило вам жизни. Я знаю, что там женщины. Скажите этим людям: если они не отпустят вас, я не пощажу никого. С мужчин сдерем кожу живьем, а женщин отдадим на потеху солдатам, а потом вспорем брюхо. А уж потом я помолюсь за спасение вашей души!
Катрин согнулась в таком приступе кашля, что Готье наконец решился. Отдав ребенка Саре, он подхватил молодую женщину вместе с одеялами, плащом и даже охапкой соломы и вынес ее из пещеры.
Она с жадностью глотала холодный ночной воздух. Нормандец положил ее недалеко от входа, куда вскоре подползла и Сара с младенцем на руках. Со своего места Катрин видела ревущий поток, стоявшие в отдалении деревья, за которыми мелькали силуэты людей. Луна, поднимавшаяся из-за гор, серебрила их панцири и наконечники копий. Стало светлее, и молодая женщина ясно видела Арно, по-прежнему прижимавшего к себе испанца, который спокойно произнес:
— Моя смерть будет для тебя слабым утешением, Монсальви, и ты о ней горько пожалеешь, когда мои люди станут насиловать твою жену у тебя на глазах. Это наварцы и баски, полудикие горцы, которые пьянеют при виде крови и не ведают жалости. Ты в ловушке, и только я могу спасти тебя.
— Каким образом?
В голосе Арно не слышалось волнения. Теперь Катрин ясно видела его гордый профиль, освещенный луной. Эта странная пара, будто слившаяся в объятиях, четко выделялась на темном фоне скал и леса. Внезапно Катрин испугалась — и за себя, и за ребенка. Арно не уступит, даже ради них! Это свыше его сил.
— Верни мне свободу! Скоро будет поздно? запах крови, и даже я не смогу их остановить, если ринутся на вас по приказу Шапеля.
И, словно подтверждая его слова, раздался голос лейтенанта, в котором звучало плохо скрываемое торжество. Нервы Катрин были так напряжены, что она едва удержалась от крика.