Катрин. Книга третья
Шрифт:
— Время идет, мессир и осталось не так уж долго ждать! Испанец вновь заговорил, делая последнюю попытку убедить Арно.
— Я уже сказал тебе, что отныне я вам не враг. Даю слово рыцаря и кастильского дворянина, что вам не причинят вреда. Делаю это ради твоей жены и сына. Напомню только, что когда-то мы сражались бок о бок…
Монсальви наконец отвел кинжал от шеи Вилла-Андра-до, но всего лишь на несколько сантиметров.
— Клянешься на кресте?
— Клянусь на кресте священным именем Господа нашего, отдавшего жизнь во спасение людей!
Опустив
— Хорошо. Ты свободен. Но если ты обманул меня, то гореть тебе вечно в адском пламени, — сказал Арно.
— Я не обману тебя!
Испанец сделал несколько шагов навстречу своим солдатам, которые незаметно подобрались довольно близко к пещере, окружив ее тесным кольцом. Катрин, умирая от усталости и страха, увидела, как блестят длинные кривые ножи, пики и топоры в руках людей устрашающего, варварского вида. И все это оружие было направлено на ее крохотного сына, только что явившегося в этот мир!
Вилла-Андрадо обратился к своим солдатам, возвысив голос, который прозвучал в ушах Катрин трубным эхом Страшного суда.
— Я свободен, и мы заключили мир! — крикнул он. — Благодарю тебя, Шапель!
— Мы не будем атаковать? — спросил вышедший из рядов маленький человечек хилого сложения. Родриго де Вилла-Андрадо возвышался над ним на целую голову.
Это, конечно, и был пресловутый Шапель. Катрин вздрогнула, явственно услышав прозвучавшее в его голосе разочарование.
— Нет… мы не будем атаковать.
— А если… если мы все-таки предпочтем атаку, я и мои солдаты? Может быть, вы забыли, что мессир де Мон-сальви объявлен вне закона как изменник и государственный преступник?
Вилла-Андрадо выбросил вперед кулак так стремительно, что никто не успел даже шелохнуться, Шапель, сбитый с ног, покатился по склону к горному потоку.
— Я собственными руками вздерну любого, кто осмелится оспаривать мои приказы! Пошлите в замок за носилками, и пусть там приготовят комнату. А ты, Педрито…
Дальнейшего Катрин не поняла, потому что разговор шел по-испански. Но Арно немедленно вмешался.
— Прошу прощения! Мы заключили мир, но от твоего гостеприимства я отказываюсь! Ноги моей не будет в Вентадуре, пока меня не встретит его законный владелец.
— Твоей жене нужно отдохнуть, поесть!
— Тебе нечего беспокоиться о моей жене! Мы тронемся в путь, как только рассветет. А ты можешь возвращаться в свое логово… Разумеется, я обязан тебе, а потому прими мою благодарность.
Помрачнев, Вилла-Андрадо взглянул на Катрин, а затем снова перевел несколько смущенный взгляд на Арно.
— Нет, ты мне ничем не обязан и не стоит меня благодарить. Позже ты поймешь, почему я не могу принять благодарности. А теперь прощай, раз таково твое желание… Никто не тронет тебя на землях Вентадура.
Он подошел к Катрин и преклонил перед ней колено, устремив на нее столь страстный взор, что она слегка покраснела.
— Я
— Хватит! — грубо прервал его Арно. — Убирайся! Пожав плечами, Вилла-Андрадо встал, приложил руку к сердцу, поклонившись Катрин, и направился в сторону леса. Катрин видела, как исчез за деревьями высокий красный силуэт, посеребренный лучами луны. Этот странный человек вызывал у нее интерес, и она не чувствовала к нему никакой ненависти.. Он вел себя как истый дворянин, и она немного сердилась на Арно, отказавшегося от его гостеприимства. А вот она не отвергла бы теплую постель, веселое пламя камина, подогретое вино… она предпочла бы оказаться в замке, где ничто не угрожало бы хрупкой жизни ребенка, дремавшего на руках у Сары. Ей вдруг стало холодно, и она вздрогнула. От наблюдательной цыганки не ускользнул легкий вздох, который вырвался из груди молодой женщины.
— По правде говоря, это уж слишком высокие понятий о чести! — сказала Сара, с раздражением взглянув на Монсальви. — Ваша жена измучена, голодна, и чем, спрашивается, вы собираетесь накормить ее? Вы можете ублажать свою гордость как вам угодно, но Катрин должна поесть, иначе у ребенка не будет молока и…
— Тише, женщина! — устало прервал ее Арно. — Я поступил, как того требовало мое достоинство. Что ты в этом понимаешь?
— Я вполне способна понять, что из-за вашей гордости вы способны погубить жену и сына. Сказать правду, мессир, у вас весьма странная манера любить.
Упрек задел его, и, отвернувшись от цыганки, он склонился над Катрин, обнял ее, заглядывая в глаза.
— Неужели ты думаешь, что я не люблю тебя, дорогая? Может быть, Сара права, я слишком горд, слишком суров? Но я не мог принять приглашение этого человека… Мне не понравилось, как он смотрел на тебя!
— Я тебя ни в чем не упрекаю, — ответила она, обвив руками его шею и положив голову ему на плечо. — Ты же знаешь, я очень сильная… Только мне холодно. Отнеси меня в пещеру. Наверное, дым уже рассеялся. Я боюсь, что малыш простудится!
Дым действительно рассеялся, оставив только слабый запах, который не мог причинить вреда. Пока Арно укладывал Катрин, Сара вновь разожгла костер у входа. Готье пошел посмотреть, остались ли на месте лошади, убитые во время сражения. Он хотел раздобыть конины на ужин. Но едва он исчез из виду, как появилось трое людей в плащах с вышитыми полосками и полумесяцем. Это был герб Кастильца. Одним движением поклонившись, они поставили У входа в пещеру корзину, накрытую белым полотняным платком, и небольшой серебряный кувшин. Самый высокий направился к Катрин и, преклонив колено, подал ей пергаментный свиток. Не ожидая ответа, он встал, поклонился и скрылся вместе с двумя другими так быстро, что никто из присутствующих не успел вымолвить ни слова. Сара Первой пришла в себя и, устремившись к корзине, приподняла белую салфетку.