Катя

Багрянцева Светлана

— Я вас поняла. Идите к ней, но ненадолго. Увидит мой зам и опять начнёт возбухать. Не положены тут посещения. Пятнадцать минут вам на всё.

Я отбегаю к окну. Делаю вид, что смотрю на улицу.

— Здравствуй, дочка, — говорит родительница у меня за спиной.

— Привет, — оборачиваюсь к ней лицом.

Мама не подходит, не пытается обнять, берёт стул, садится. На пол кладёт пакет из супермаркета.

— Довольна? — спрашивает она.

— А ты довольна? Зачем ты так со мной? Я думала, что ты меня любишь и сможешь понять, — стараюсь говорить спокойно.

Опираюсь попой о подоконник,

а пальцы впиваются в него до боли. Сердце и душа в клочья, на лице матери ни грамма сочувствия и понимания.

— Хочешь правду? Ну что же, я расскажу. Мы с Мишкой встречались когда-то. Он говорил, что любит, мне нужен был временный любовник. Связывать свою жизнь с нищебродом и сыном алкашей я не собиралась. Мишка был удобен, выполнял все капризы. И тут вдруг я залетела, думала сделать аборт, но врачи упёрлись как бараны, твердили, что если не рожу, будут проблемы со здоровьем. Пришлось смириться с тем, что в моей жизни появится сопливый довесок. Родилась девочка, а я думала, будет наследник. Не тут-то было.

— Значит, ты меня не хотела?! — потрясённо говорю я.

— Я никогда не хотела детей. И ладно бы ещё ребёнком нормальным была, но тебе же вечно сопельки приходилось подтирать. Потом ты связалась с Демидовым, а с ним ещё дед твой враждовал. Примчался сегодня твой ёбарь, спрашивал о тебе. Почему на звонки не отвечаешь, предоставьте ему Катю, и всё тут. Я сказала, что отправила тебя в командировку.

Мать протянула мне телефон: это не мой гаджет, а её.

— Пиши ему прощальное письмо. Прости, всё конечно, и прочее. Я потом твою симку вставлю и отошлю. Мне этот дебил не нужен. Будет ходить, искать тебя и позорить нас. Его отец заявил, что не может справиться с сыном, значит, я смогу. И отсюда ты выйдешь только в ЗАГС. И выдумки эти свои брось, что я тебя бросала, кто-то что-то сделал. Не было такого никогда. Мне сейчас только скандала не хватает. Если нет, то считай, что диагноз шизофрения у тебя уже стоит.

— А если я не хочу, что тогда? — кривлюсь я.

— Тут тоже неплохо жить, правда? Мне будет легко сказать всем, что ты уехала за границу, а Сенина тётка обеспечит тебе здесь пансион. Пиши письмо Демидову.

Я беру смартфон и начинаю набирать СМС, понимаю, почему она не принесла мой. Я могу исхитриться и позвонить кому-то.

Отдаю назад телефон. Почему-то сердце щемит при воспоминании о Кирилле. Становится больно, будто я отказалась от чего-то важного в своей жизни. Мама встаёт, подходит вплотную и говорит строго:

— Думай о том, как помириться с Андреем. И запомни: моя дочь не будет позорить род Соколовых и рассказывать свои страшные детские сны. У тебя есть два выхода: жить нормально или провести время здесь. Впрочем, есть ещё вариант — сдохнуть на помойке, как бомж.

— Врёшь, у меня будет наследство, и я уеду, — рычу я.

— Шизофреничке, которая не может отвечать за себя и находится под опекой матери, никакого наследства не дадут, им буду распоряжаться я от твоего имени. Подумай хорошенько над своим поведением, Катя. Я ещё навещу тебя.

Мать разворачивается и уходит, потому что за ней является Ольга. Я валюсь на кровать, смотрю на пакет на полу. Хочется выкинуть всё в помойное ведро. Вижу, там есть фрукты и сок. Нет, выкидывать не стану, хорошее питание —

залог здоровья, а оно мне ой как пригодится.

Глава 28

Я тихо плачу в подушку. Мне больно настолько, что нет никакого желания что-либо делать. Понимаю, нужно питаться, но ем очень мало, кусок не лезет в горло. Душу заполнила горечь. Оказалось, что меня любили только дедушка и бабушка. Мама даже рожать не хотела, вынужденный ребёнок, так она сказала. Я всегда была для неё обузой, потому что не мальчик, а всего лишь девка.

Ещё больнее оттого, что она даже не защитила, когда Сеня меня швырнул, как тряпку ей под ноги. Вызвала психиатрическую скорую и сказала, что я сама билась о стены. Любовник дороже дочери? По всей видимости, так.

У меня есть ещё отец, который утверждал, что любит, но прошло уже несколько дней, а он так и не появился. Сегодня суббота. Я тут с понедельника. Один день стал похож на другой. Газеты прочитаны, новых не принесли. За стеной временами кто-то то воет, то лает. Неужели мне ещё долго тут? Ритка обманула и не сообщила отцу о беде? А вдруг слова отца о любви — ложь, или он ничего не смог сделать? У матери большие связи, у бывшего полицейского Сени наверняка тоже.

За окном стемнело. Я не включаю свет, потому что всё равно делать нечего. Мой тихий плач переходит в вой, у меня почти истерика. Я не хочу больше здесь, не могу, даже поговорить не с кем. Врачиха приходит каждый день, но только унижает и оскорбляет. Медбратья не лучше, кидают хлеб прямо в тарелку, даже если это суп. Ладно хоть не плюют в пищу, хотя я уже ни в чём не уверена.

Сегодня дежурит некрасивый и худой. Он пытался меня лапать, говорил, что если я с ним пересплю, он даст мне телефон на пять минут. Я отбивалась, как могла, он обещал прийти ночью. Теперь реву и дрожу от страха, здесь со мной могут сделать всё, что захотят, и никто об этом не узнает.

— Ключи от палаты! — рявкает кто-то за дверью.

— Это личный пациент Ольги Львовны. Не стоит вам туда, — отвечает мужчина, и я узнаю голос некрасивого медбрата.

— Вы совсем обнаглели?! Забыли, с кем разговариваете! Да, я месяц работаю тут, но меня поставили заместителем. Ключи от палаты! Вон отсюда! Я сам разберусь! — орёт незнакомый голос.

— Она буйная и…

— Поувольняю всех к хренам!

Двери открываются, я подскакиваю на кровати, сажусь, смотрю в темноту. Силуэт вошедшего мужчины высокий и нетолстый. Он щёлкает выключателем, потом запирает двери на ключ и кладёт его в карман голубого врачебного костюма.

— Привет. Меня зовут Евгений Александрович. Я заместитель заведующей этой больницей. Как зовут тебя?

— К-катя — заикаясь, всхлипываю я. — Катя Соколова.

Мне кажется странным, что врач не знает моего имени. С настороженностью смотрю, как мужчина подходит ко мне. Подтянутый, спортивный, симпатичный, ему не больше тридцати пяти лет на вид. Врач садится на мою кровать и обнимает, только сейчас я понимаю, что продолжаю всхлипывать и плакать.

— Т-ш-ш. Всё хорошо. Услышал твой плач, и не поверил своим ушам. В этой палате у нас никто не числится. Я несколько дней был на больничном, а сейчас на дежурстве. Успокойся, всё хорошо. Почему ты плачешь?