Кавалер Золотой Звезды

Бабаевский Семен Петрович

Обоз заскрипел дальше, и уже снова зазвучал беспечный смех Ирины, снова затянул песню довольный своими ответами Прохор, снова среди белой степи заблестела, как жар-птица, медная проволока, а те, кто повстречался с устьневинцами, все еще не трогались с места и все еще задумчиво смотрели им вслед…

— Так вот оно, хлопцы, каковское дело, — мечтательно проговорил возчик. — Машины идут в станицу!..

Глава XV

Все эти дни станицы готовились к выезду на рытье канала. С утра и до вечера звенели кузни — спешно делали и оттачивали кирки, лопаты, грузили продукты, сбивали из досок носилки. В Белой Мечети Сергей

пробыл полдня. При нем по снежной дороге потянулись в Усть-Невинскую подводы и сани с людьми и продовольствием. Сергей проводил их до поворота и поехал сперва в Краснокаменскую, а затем в левобережные хутора. Только на пятый день, убедившись, что выезд прошел организованно, Сергей тоже отправился в Усть-Невинскую.

Наискось горы медленно выползала вереница подвод, изогнутая в виде серпа. Острие этого живого серпа вонзалось в заснеженную верхушку горы. Там же, отчетливо рисуясь бурками на белом фоне, ехали два всадника.

«Какая ж это станица так запоздала?» — подумал Сергей, увидев знамена, людей, идущих обочь дороги и едущих на подводах и на санях.

— Пришпорить? — спросил Ванюша.

Сергей кивнул головой. Взвыл мотор, сильнее зашуршала под резиной мерзлая земля. Машина поравнялась с задней подводой, на которой чинно, как гусыни в гнездах, сидели казачки — молодые и пожилые — и в толстых ватных кофтах, и в стеганках, и в полушубках. Лошадьми правил чернявый, как грач, мужчина, задумчивый и сердитый.

Сергей обратился к женщинам:

— Куда едете, хозяюшки?

Женщины заговорили наперебой:

— Не закудыкивай, а то удачи не будет.

— Едем на кудыкало, куда тебя на клыкало.

— К чужому дядьке в гости!

— Женихов едем искать!

— Подальше от мужей.

— Туда, где нас не знают!

— А ну, цытьте, вороны! — прикрикнул чернявый мужчина. — Это же председатель нашего рика, а вы зубоскальничаете!

Женщины умолкли и пристыженно смотрели на Сергея.

— Товарищ Тутаринов, — заговорил чернявый мужчина, — лучше с нашими бабами не связываться. Спытайте меня, Трифона Ярового, и я вам все расскажу. Это обоз станицы Родниковской, тут все наши пять колхозов, и едем мы в Усть-Невинскую канал рыть.

— Почему запоздали?

— Я в руководстве не состою, но так думаю, что по причине громоздкого табора.

— Всю станицу подняли? — спросил Сергей.

— Как это говорится: раз, да горазд! — Трифон усмехнулся. — Только я не знаю, как мы там расквартируемся? Усть-Невинская — станиченка невелика… Как поселить в ней такую ораву? Но, должно быть, Родионов и Андриянов знают… Вон они, на конях, — и Трифон указал кнутовищем на всадников в бурках.

Обогнать обоз было нелегко — нужно было ехать по обочине дороги. Километра два машина подпрыгивала и тряслась на присыпанных снегом кочках. Мимо тянулись, гремя по мерзлой земле, подводы — одна вслед другой. Казалось, что это какое-то богатое племя перекочевывало на новую стоянку, забрав с собой все, что только можно было забрать. Сергей обгонял то подводу, груженную одними лопатами и кирками, еще новенькими, только что сделанными в кузне; то копны сена, уложенные на низких полозьях, на вершинах которых сидели мальцы, помахивая кнутом на тяжело идущих коней; то подводы, нагруженные носилками с еще не запачканными ручками, мешками с мукой, сложенными крест-накрест, кадками, бочонками, очевидно с соленьями и моченьями, — засыпанными доверху крупной желтой картошкой. Из-за дробин показывались овечьи морды с холодно-тоскливыми глазами, чернели опрокинутые котлы, кастрюли, блестела посуда в ящиках; за подводами плелись коровы, устало переступая клешнятыми ногами, — обоз ехал со своим

молоком. На бричках стояли дощатые, в два этажа, клетки и в них сидели крупные серые куры и гуси в такой тесноте, что их головки с красными от мороза серьгами вылезали в узкие щели… И весь этот караван сопровождали люди, двигаясь шумно, с веселыми разговорами, а то и с песнями, — кто бежал за подводой, подпрыгивая и размахивая руками, кто подгонял коров, кто сидел на возу.

Родионов и Андриянов, как только заметили райисполкомовскую машину, круто повернули лошадей, рысью подъехали к Сергею, соскочили с седел и поздоровались. Всегда свежее лицо Родионова теперь пылало ярким румянцем, на русых усах лежала испаринка. Старик Андриянов, в бурке, волочившейся по земле, как подбитые крылья у петуха, продрог на морозе, и обычно обескровленное, старческое его лицо сделалось землисто-черным, — по всему было видно, что его уже не грела сестра казака — бурка.

— Запоздали, родниковцы! — сказал Сергей. — Ваши соседи давно в Усть-Невинской.

— Зато погляди, какое движение! — заявил Родионов. — Ни одна станица таким лагерем не выехала. Пусть Савва Остроухов встречает гостей!

— Идем всей станицей, как дивизией, — пояснил Андриянов. — Люди и часть худобы останутся на канале, а на остальных подводах думаем забрать лес.

— А вы с Саввой условились и о договоре и о количестве бревен? — спросил Сергей. — Ведь я же вас просил сперва съездить и обо всем договориться.

— А что ж там договариваться? — возразил Родионов. — Есть решение исполкома — вот и едем, и на месте обо всем договоримся.

— Мы на всякий случай везем магарыч, — сказал Андриянов, и маленькие, озябшие его глаза оживились. — Там у нас на подводе едет бочоночек вина.

— Боюсь, как бы Савва не отправил вас обратно вместе с вином.

— А мы не уедем — вот и все!

В Усть-Невинской, куда вскоре приехал Сергей, царило необычное оживление. Еще вчера с вечера сюда прибыли беломечетинцы, краснокаменцы, рощенцы, яманджалгинцы, а также хуторские колхозы, и площадь, запруженная подводами, лошадьми, шумела и напоминала ярмарку. Люди располагались огромным лагерем, кто где мог. По всей площади горели костры — женщины хлопотали у котлов, подвешенных на дышлах и треногах. Отовсюду слышались людские голоса. Пришли устьневинцы посмотреть на нежданных гостей, появились гармонисты, песельники, образовались круги молодежи, и уже в голосистые звуки гармонии вплеталась частая дробь каблуков.

В станичном совете Сергей застал Савву, Семена и человек десять председателей колхозов, в шубах и в бурках. Они толпились у стола, кто с кнутом, кто с тетрадкой в руке. За столом сидел Семен и что-то записывал. Савва стоял у окна и с грустью смотрел на горевшие костры, на весь лагерь, уже живший своей многоголосой походной жизнью.

— Называйте фамилии бригадиров, — говорил Семен, обращаясь к седобородому мужчине. — Сколько у вас всего бригад? — Семен поднял голову, увидел Сергея и смущенно улыбнулся: — Сережа, вот я уже и на быстрине…

— А окопчик?

— Снегом замело…

— Получил решение бюро? — серьезно спросил Сергей.

— Не только решение, а и у Кондратьева в кабинете с час просидел… Вот я теперь и начальник, а это мои помощники…

— Инженеры приехали?

— Еще вчера прибыли.

— А где они?

— С утра на трассе. Там уже восемнадцать плугов работают… Такая, брат, идет пахота!

— Здорово, Сергей, — сказал Савва, подавая руку.

— А! Начальник гарнизона! Ну как дела?

— Дела идут! Видишь, что творится в моей станице? — он развел руками и несмело засмеялся. — Не Усть-Невинская, а лагерь Запорожской Сечи!