Кавалеры меняют дам
Шрифт:
Вот теперь Солженицын берет, что называется, быка за рога!
Ему изначально было наплевать на эротику, на красоты стиля. Он с присущей ему цепкостью уловил главное в поздней прозе Нагибина: его ненависть к нацизму, расизму, антисемитизму, его неприятие черносотенства, охотнорядства, великодержавного шовинизма — в какие бы «патриотические» или религиозные одежды они ни рядились.
Нагибин в своей повести «Тьма в конце туннеля», а прежде в повести «Встань и иди», а позже в романе «Дафнис и Хлоя...» предстает глазам современников и потомков как убежденный антифашист — он в одном ряду с Эрнестом Хемингуэем, Бертольдом Брехтом, Василием Гроссманом, Анной Зегерс, Яношем
А вот кой-кому можно бы и сказать: вас тут не стояло!
Солженицын в своей статье не жалеет ни места, ни пыла для уличений Юрия Нагибина, цитирует упоенно абзацы, строки, которые читателям наверняка уже известны, но он настойчиво тычет их нам в глаза, и я не нахожу причин уклоняться от полемики, отступать перед его напором.
«...Материал «Тьмы» — сплошь автобиографичен, и можно поверить автору, да это и видно: он старается, с большой психологической самопроработкой, быть предельно откровенен о себе, своих чувствах и поступках разных лет, но отобранных по стержню одной темы, именно: еврейской в СССР. Эта тема, как мы теперь узнаём, кипела в нём десятилетиями, никогда не прорвавшись вовне...»
Что-то насторожило меня при чтении этих строк. Опять косноязычие авторской речи («...быть предельно откровенен о себе...»)? Нет, не это, но тоже нарочито нескладное: «...по стержню одной темы, именно: еврейской в СССР».
Отчего бы ему не написать: «...одной темы: евреи в СССР»?
Думаю, что он так сперва и написал. Да спохватился.
Еще в конце 60-х годов ходила по рукам (разумеется, конспиративно) рукопись книги «Евреи в СССР и в будущей России», на титуле которой значилось имя автора: А. Солженицын. Этот антисемитский манифест был, якобы, выкраден из бумаг Солженицына, а позже издан неким Анатолием Сидорченко под одной обложкой с его собственным юдофобским сочинением. Когда впоследствии нобелевскому лауреату в эксклюзивном интервью для «Московских новостей» задали прямой вопрос об авторстве, он ответил, не пряча своего возмущения: «Это хулиганская выходка психически больного человека. В свою пакостную желтую книжицу он рядом с собственными «окололитературными» упражнениями влепил опус под моим именем...»
Отметим между строк ту легкость, с которой Александр Исаевич раздает направо и налево диагнозы о психической болезни: и Сидорченко у него «психически больной человек», и у Нагибина он нашел «психическую болезнь»...
Но каково же было смятение адептов и поклонников творчества нашего классика, когда в упомянутом труде Александра Солженицына «Двести лет вместе» они обнаружили куски из опуса «Евреи в СССР и в будущей России», и на сей раз душевнобольной хулиган Сидорченко в соавторах не значился...
Нет, конечно, не мог Александр Исаевич оставить в тексте своей статьи уличающую формулу «Евреи в СССР...» Уж лучше корявенько, да иначе: «...еврейской в СССР».
Судя по дальнейшим текстам солженицынской статьи, эта тема «кипела десятилетиями, никогда не прорвавшись вовне» не только в душе Юрия Нагибина.
Поражает та непримиримость и язвительность, с которыми автор статьи «Двоенье Юрия Нагибина» цитирует и комментирует его прозу.
«...Такими свидетельствами Нагибин сильно подрывает своё национальное объяснение — но настаивает именно на нём, из чего развивается и весь сюжет, из него родилась и повесть «Тьма». Рассказчик всячески растравляет себя. «На моей стене начертаны огненные письмена: жид... жид... жид... Вот трагедия: быть русским и отбрасывать еврейскую тень...» — никогда не забывал этого, — «я чувствовал себя человеком, отбрасывающим чужую
И уже знакомое нам, но опять-таки с эмоциональным комментарием классика:
«...Я хочу назад в евреи, там светлей и человечней»; «почему я не могу быть евреем как все?» — в смысле: вернуться в более тяжкий жребий?.. И еще дальше: «Итак, я сын России», но «не обременен излишней благодарностью к стране березового ситца, ибо видел ее изнаночью, нет, истинную суть».
(Заметим, однако продолжал и продолжал кормить ее благосоветскими изделиями своего пера...)...»
Не понять, чтотак раздражает Александра Исаевича Солженицына? Ведь Нагибин написал именно ту книгу, какую хотел написать! Солженицын написал бы другую? Так он ее и написал, она называется «Двести лет вместе».
Не обойдены зорким глазом Солженицына и те эпизоды повести, в которых речь идет о журнале «Наш сотрапезник», действительно важные, объясняющие многое не столько в былой нагибинской, сколько в солженицынской нынешней позиции: «...Хотя он и обранивает однажды: «великолепная деревенская проза 70-х», но пишет и: «их [«деревенщиков»] кряжистость, независимость духа, земляная силушка — не более, чем личина». И хотя Нагибин одно время входил в редакцию раннего «Нашего современника» — но с отвращением это переносил: «как пленительно воняло на долгих наших редколлегиях», «у нас воняло грязными носками, немытым телом, селёдкой, перегаром, чем-то прелым, кислым, устоявшимся, как избяной дух», и «наши корифеи» из провинции и одеты были бедно, неумело. (Слегка меняя фамилии, он высказывает недоброжелательность и к отдельным из них, и особенно с явной завистью к успехам Шукшина.)».
Ну вот: зависть к Шукшину, которого сам же и ввел в большую литературу («...Еще не будучи знаком с Шурпиным, я прочел его рассказы — с подачи Геллы, — написал ему восторженное письмо и помог их напечатать...»; «...я еще не знал в тот момент, что он куда комплекснее обслужен нашей семьей...»).
Может быть, Солженицын читал тот текст «Тьмы», в котором нет этих фраз?.. Как нет и еще одной фразы, сказанной герою коллегой по «Нашему сотрапезнику»: «О тебе говорят, что ты жид...»
Однако я знаю наизусть ту книгу, текстом которой пользуется Александр Исаевич. Там всё есть.
И — напоследок, как приговор, который не подлежит обжалованию:
«...Вряд ли мы обогатимся, листая эту его сатиру. Да даже, вероятно, и всю пятидесятилетнюю даль его произведений. Чего напрочь не было и нет в Нагибине — это душевности, теплого чувства. Вот уж в самом деле — Тьма в конце...»
Здесь нет корректорской оплошности. Именно так, без кавычек: Тьма в конце...
Я думаю, что вовсе не случайно статья Александра Исаевича Солженицына появилась в «Новом мире» вскоре после выхода в свет второго тома основополагающего труда нашего классика «Двести лет вместе».
Может быть, статья о Нагибине, как и статья о Галиче, была составной частью этого труда, но не влезла в объем, пришлось печатать отдельно, как составную часть «Литературной коллекции»?
А может быть, статья «Двоенье Юрия Нагибина» явилась опытом тактического применения оружия массового уничтожения?
Я купил оба тома новой книги Александра Солженицына на книжном развале «У Бланка».
Людям несведущим поясню, что так в уличном обиходе именуется место под стеной бывшего Музея Ленина, на самом пороге Красной площади, у Иверской часовни, возле памятника маршалу Жукову, в минуте ходьбы от державной нашей святыни, от Кремля.