Кавалькада
Шрифт:
Я махнул ему в ответ.
Он был антисемитом. И нацистом.
Но когда ему позвонили среди ночи и сказали, что мы с мисс Тернер попали в беду, он оделся и помчался за полтораста километров в своем допотопном грузовике нам на выручку.
А потом хватил Феликса Кальтера по голове трубой.
Я взглянул на мисс Тернер. Она уже оправила юбку. Разрез на юбке теперь был слева. Как и на пальто.
— Готовы? — спросил я.
Она улыбнулась. Улыбка получилась вымученной, больше похожей на гримасу. Она вернула мне
— Да, — сказала она.
Я достал из кармана часы. Восемь.
Тропа вилась вниз по склону между соснами. Неплохая тропа, почти без камней. Но местами мы наталкивались на небольшие валуны, скатившиеся по склону и застрявшие посреди тропы, или на ветви, упавшие с сосен. Тогда нам приходилось останавливаться, слезать с мотоцикла и убирать преграду. Мисс Тернер все еще двигалась медленно и с трудом, как водолаз по дну. Говорила мало. Но помогала мне чем могла.
Несмотря на препятствия, мы продвигались довольно быстро. И к двенадцати часам проехали километров шестьдесят. Мы миновали две маленькие деревни из теснившихся среди сосен деревянных домиков. Вид у них был заброшенный. Никто не стоял у ворот и не подзадоривал нас, желая счастливого пути.
Небо по-прежнему было затянуто тучами — они мало-помалу сгущались, но дождь все не начинался.
Около половины первого мы выехали на поляну. Еще один ручей, а может, тот же самый, лениво петлял вокруг нее между деревьями. По берегам ручья росли полевые цветы и высокая зеленая трава. Землю покрывали пожелтевшие сосновые иголки. В метре от ручья кто-то устроил нечто вроде скамейки, положив на землю толстый обрубок дерева длиной метра два. Кора сверху была содрана, а поверхность ствола кое-как выровнена. Я притормозил мотоцикл, выключил двигатель и остановился возле этой своеобразной скамейки.
— Пора перекусить, — сказал я мисс Тернер.
Она соскользнула с сиденья и так и осталась стоять. Я установил мотоцикл на стойку и слез сам. Пока я доставал из контейнеров еду, мисс Тернер спустилась к ручью. Остановилась на берегу и стала смотреть на воду, плескавшуюся вокруг блестящих валунов.
Я разложил еду на своем носовом платке посреди грубо отесанной скамейки — колбасу, хлеб, немного сыра, бутылку минеральной воды — и окликнул ее.
Мисс Тернер повернулась и медленно подошла к скамейке. Села с другого конца носового платка и натянула пальто на ноги. На еду она даже не взглянула. Голова опущена, глаза смотрят в землю.
— Может, колбаски? — спросил я. — Или сыру?
Она взглянула на меня.
— Мне все равно. Без разницы.
Я отломил кусок хлеба, отрезал перочинным ножом ломтик сыра и протянул ей.
Мисс Тернер взяла еду и сказала:
— Спасибо. — Она так и сидела, потупившись в землю, с куском хлеба и сыра в руке.
Я отломил от небольшого батона другой кусок и отрезал еще немного сыра.
— Как ваша нога? — поинтересовался я. Во время езды ее левая нога была оголена. Время от времени я чувствовал, как ее округлое колено, защищенное только тонким чулком, касается моей спины.
— Нормально, — сказала она.
Я поел еще немного.
Все так же, не поднимая глаз, мисс Тернер проговорила:
— Вчера я наговорила ему столько дерзостей.
Ей не надо было называть имя фон Динезена.
— Я обозвала его лжецом. Мошенником. Шарлатаном. — Она взглянула на меня. — Именно так я и сказала. Назвала шарлатаном.
— Все это подходило ему как нельзя более кстати.
Ее глаза сузились.
— Он же спас нам жизнь. Он умер, спасая нас!
— Знаю. И мы перед ним в долгу.
— Тогда почему вы такое говорите?
— Потому что это правда. Он был мошенником. А потом вдруг оказалось, что он еще и смельчак. С большинством людей обычно так и бывает — они далеко не всегда однозначны.
Мисс Тернер моргнула и отвернулась.
Я съел еще немного хлеба с сыром. Выпил глоток минеральной воды. Послушал плеск и бульканье воды в ручье. Снова поел.
Мисс Тернер опять взглянула на меня.
— Гитлер сказал, будто Эрик рассказал ему, как мы с ним ласкались в такси. Конечно, ничего такого не было, но…
— Меня не касается, что вы там делали и чего не делали…
— Пожалуйста. Дайте мне закончить. Разумеется, я бы совсем не хотела, чтобы об этом стало известно еще кому-то, вне зависимости от того, что я делала, а чего не делала.
— Разумеется.
— Думаю, это меня больше всего и разозлило. Когда я подумала, что Эрик сказал так Гитлеру.
— Конечно.
— Я была в ярости. Кричала на него. Но Эрик все отрицал. Он признался, что Гитлер действительно велел ему за нами приглядывать. Признался, что Гитлер давал ему наши личные дела. А еще он признался, что во время войны был дезертиром. Он же поведал мне замечательную историю о своих военных приключениях. Но все это оказалось ложью, и он в этом признался. Но он отрицал, что рассказывал нечто подобное Гитлеру.
— Может, и не рассказывал. Думаю, не стоит доверять всему, что говорит Гитлер.
— Разумеется, нет. Как раз это я и имею в виду. Если Эрик действительно ничего ему не говорил, тогда, возможно, поэтому он и приехал в Пассау. Разве вы не понимаете? Чтобы доказать мне, что он не тот, кто может так поступить. Не тот, кто СПОСОБЕН так поступить!
Я кивнул. Я не стал говорить, что, даже если Эрик и был способен на такие поступки, он все равно мог постараться убедить мисс Тернер в обратном.
— А раз так, — заключила она, — значит, в сущности, я сама виновата в его смерти.