Кавказ
Шрифт:
Я воспользовался лодкой, которую капитан русского парохода любезно предоставил в мое распоряжение, чтобы отправиться на берег. Таким образом я посетил Трапезунд против моей воли, ибо он не входил в план только что завершенного путешествия.
Слегка штормило, и поэтому мы с большим трудом достигли берега. Во время высадки на берег нас обдало волной от головы до ног. Отряхнувшись, мы одолели крутой подъем, ведущий от порта в город, и после нескольких поворотов по улицам, типа тех, какие мы видели
Встретил меня прелюбезный человек, г-н Бодуи, оказавший мне прием не только как соотечественнику, но и как другу. Он сделал все одолжения, на какие только был способен, и, сверх того, отрекомендовал командиру парохода «Сюлли» капитану Дагерру. Прием капитана был совершенно противоположен тому, каким ошарашил меня подшкипер.
По его совету я отпустил лодку русского капитана, так как г-н Дагерр сам взялся доставить меня на пароход.
— А вы, кстати, — произнес он, — видели своих спутников?
— Едва я ступил на ваш пароход, капитан, как…
И я рассказал, как меня приняли на борту «Сюлли». Он покачал головой.
— Тут что-то не так, — сказал он. — Лука несколько суровый и диковатый бретонец; однако чтоб он был невежлив с таким человеком, как вы… непостижимо. Впрочем, все это выяснится по прибытии на пароход.
— Но вы, капитан, сказали что-то насчет моих будущих попутчиков, мне не терпится с ними познакомиться.
— Вы возвращаетесь с Кавказа?
— Да.
— В таком случае, вы не познакомитесь, а только продолжите знакомство.
— Прекрасно, стало быть, на вашем пароходе есть грузины? Армяне? Имеретины?
— Куда там, — триста самых чистокровных кабардинцев.
— Они отправляются в Константинополь?
— Именно.
— Стало быть, они эмигранты?
— О, нет, просто — спекуляция.
Я взглянул на капитана.
— О, господи, — произнес он, — ведь ясно ж, как день, что они едут продавать на рынке своих жен и детей.
Я прервал его:
— И вы, капитан, содействуете этой гнусной сделке?
— Что поделаешь! У них все в ажуре, придраться не к чему. У каждого выправлен паспорт. Женщины, думая, что они выйдут замуж за пашей или попадут в гарем султана, вполне довольны предстоящей участью. Черт возьми! Обратись они к нам за покровительством, мы бы вмешались, но они-то молчат!
— В таком случае вы правы, капитан, — я попал и впрямь вовремя. Когда же мы возвратимся на пароход?
— Когда изволите, — сказал г-н Бодуи, — вот ваши документы.
Через час мы были на пароходе.
— Ну? — спросил я капитана, оглядываясь по сторонам: — Где же ваши кабардинцы?
— Внизу.
— Можно к ним спуститься?
Он посмотрел на часы:
— Это не составит труда, тем более, что вы, я полагаю, желаете
— Признаюсь, до сих пор я чаще видел мужчин, нежели женщин.
— Ну, так вы сейчас увидите процессию.
— Куда же пойдет эта процессия?
Едва я задал этот вопрос, как из люков появились люди. Впереди шествовал почтенный белобородый старец, за ним семьдесят-восемьдесят женщин от десяти до двадцатилетнего возраста. Колонна уходила за штирборт (правая сторона судна) и возвращалась через бакборт (левая сторона судна), женщины спускались обратно в люки, весьма грациозно.
— Не угодно ли? — спросил меня капитан. — Все это продается.
— Признаться, нет, — отвечал я, — это вовсе не соблазняет меня. А нельзя ли увидеть трюм, в котором они плывут?
— Есть у вас персидский порошок от насекомых?
— Есть, но в чемодане.
— Так откройте свой чемодан.
— Не могу, это нелегко.
— В таком случае загляните через люк.
И я заглянул: мужчины и женщины помещались посемейно, группками, целый день они не двигались, если не считать утренней прогулки типа той, которую я уже видел. Все было отвратительно грязно.
Между тем позвали к обеду.
— Вы готовы? — спросил капитан старшего машиниста.
— Да, капитан.
— Так поднимем якорь и пойдем на всех парах: мы запоздали на целые сутки, и скоро начнется плохая погода.
Действительно, скрипка была настроена. Но что это за скрипка? — спросите вы, любезный читатель. Это просто веревочное приспособление, придающее столу вид гигантской гитары, и служит для того, чтобы при качке не давать тарелкам, стаканам, бутылкам и блюдам скатываться со стола на пол.
Вообще, когда скрипка поставлена, собеседники за столом довольно редки. Впрочем, за столом капитана нас было только трое: Муане, Григорий и я.
Наконец мы остались вдвоем — Муане и я. Григорий уже был в постели: самое незначительное покачивание судна, стоявшего на якоре, вызывало у него тошноту.
Когда начался обед, пароход поплыл.
За десертом послышались шум и крики. Вслед за тем вошел вахтенный подшкипер, требуя врача. Доктор встал.
— Что стряслось? — спросили мы в один голос.
— Двое кабардинских старшин подрались, — сказал подшкипер с тем марсельским произношением, которое было приятно слышать после того, как почти год я слышал лишь русскую речь, — один полоснул другого ножом по лицу.
— Хорошо, — сказал капитан. — Пусть на виновного наденут кандалы.
Доктор пошел за подшкипером.
Внизу, под нами, послышался какой-то переполох, словно завязалась драка. Потом все стихло.
Минут десять спустя вернулся доктор.
— Так в чем же дело? — спросил капитан Дагерр.