Кавказская пленница
Шрифт:
— Говорите, ну! — не выдержал он. В ответ послышались короткие гудки.
Ничего не понимающий Саахов положил трубку на рычаг аппарата.
Зевая, он уставился на экран телевизора.
За окнами бушевала стихия. От молний становилось светло. Саахов блаженно улыбнулся, посмотрев на свои теплые носки.
Он начал засыпать снова.
Вдруг раздался стук в окно. Оно резко распахнулось, наполнив комнату атмосферой грозы. Казалось, в квартире сейчас засверкают молнии.
Саахов встрепенулся.
Затем, немного придя в себя, он осмотрел комнату. В углу в полумраке на шкафу сидела птица. Это была серая ворона. Сверкая глазами, она смотрела на хозяина квартиры.
— Кыш! Кыш отсюда! — стал прогонять ее Саахов, размахивая руками.
Не сдвинувшись с места, птица лишь каркнула в ответ. Он приблизился ближе к шкафу.
— Кыш! — продолжал прогонять Саахов ворону.
— Карр! — раздалось в ответ.
Неожиданно постучали в дверь. Саахов замер на месте. Внутри похолодело. В столь поздний час в гости обычно никто не ходит. Тем более, в такую погоду.
Он на цыпочках подошел к входной двери. Раздался повторный стук. Весь дрожа от овладевшего им страха, Саахов спросил:
— Кто там?
В ответ где-то сзади заскрипело.
Почти теряя сознание, он обернулся. На дверце шкафа сидела ворона. Дверца, то открываясь, то закрываясь, издавала громкий скрип.
Саахов закрыл глаза. Он благодарил судьбу за то, что это всего лишь ворона.
Вдруг погасла лампа. Саахов задрожал всем телом, не в силах совладать с набежавшей новой волной страха. Губы пересохли. Комнату освещал только экран работающего телевизора. Ноги не слушались.
С трудом их передвигая, Саахов медленно подошел к окну и закрыл его. Затем направился к лампе. Нащупав выключатель, щелкнул им. Лампа загорелась.
Все еще опасливо оглядываясь, Саахов приблизился к креслу. Приготовившись в него сесть, он замер. В кресле, подобно царице Тамаре, восседала Нина. Ее голову покрывала белая шелковая шаль, ниспадавшая на плечи, придавая тем самым своей владелице царственный вид.
Нина немигающим взглядом смотрела по телевизору балет. Опешивший Саахов медленно присел на столик.
— 3-з-здравствуйте,— заикаясь, поздоровался Саахов.
Нина молча окинула его взглядом и продолжала смотреть программу. Саахов, не зная, как себя вести в подобной ситуации, тоже уткнулся взглядом в экран. Он не любил балет. Скорее даже, он его терпеть не мог. Впрочем, как и основная масса телезрителей.
Он медленно перевел взгляд на Нину. Та грозно посмотрела ему в глаза.
Напряжение в воздухе возрастало. Неожиданно Нина звонко чмокнула губами. Саахов отшатнулся, но,
— Никак не ожидал вашего прихода. Такая неожиданность для меня,— начал, запинаясь, Саахов.— Вы извините, я пойду переоденусь.
— Не беспокойся! В морге тебя переоденут! — раздался непонятно откуда грозный мужской голос.
У Саахова внутри что-то екнуло. Не оборачиваясь, он стал искать рукой телефон. Дрожа, она исследовала часть стола, пока не наткнулась на аппарат. Саахов быстро снял трубку.
Но тут откуда-то появился кинжал и перерезал шнур.
Прижав к груди трубку с болтающимся обрезком кабеля, Саахов обернулся. Перед ним стоял джигит, одетый весь в черное, с большим кинжалом в руке. Капюшон был надвинут на глаза. Разглядеть незнакомца было невозможно.
Саахов, облизывая сухие губы, попятился назад. Через мгновение он повернулся и бросился к выходу. Кричать что-либо он не мог. Казалось, слова застревали в горле. Но, выбежав из комнаты в коридор, Саахов лицом к лицу столкнулся с еще одним джигитом.
Его лицо скрывала маска. В руках было охотничье ружье. Поеживаясь, Саахов прижался к стене.
— Мы пришли сюда! — громко сказал джигит с кинжалом.— Чтобы судить тебя по закону гор. За то, что ты хотел опозорить наш род, ты умрешь, как подлый шакал!
У Саахова задрожали коленки.
— Вы не имеете права! Вы будете отвечать за это! — размахивая трубкой, крикнул Саахов.
Джигит медленно расхаживал перед ним.
— За твою поганую шкуру я буду отвечать только перед своей совестью джигита, честью сестры и памятью предков.
Саахов, упав на колени, подполз к креслу и схватил руку Нины.
— Нина! Нина! Остановите их! Мы же с вами современные люди! Это же средневековая дикость, понимаете ли. Ну, я нарушил этот кодекс. Но, в конце концов, я готов признать свои ошибки.
Нина, до сих пор сохранявшая молчание, отдернула руку от Саахова. Смотря ему в глаза, она сказала:
— Ошибки? Их надо не признавать, их надо смывать. Кровью!
У Саахова пересохло в горле.
— Вы... не имеете права! Это самосуд! Я требую судить меня по нашим, советским, законам.
— А покупал ты ее по советским законам? Или, может, по советским законам ты ее воровал?
— Вы не имеете права!
— Прекратим эту бесполезную дискуссию! — сказал джигит.— Сестра, включи телевизор погромче! Приступим!
С этими словами он стал вытирать лезвие кинжала о рукав. Нина подошла к телевизору и включила его на полную громкость. Музыка, сливаясь воедино со звуками грозы, заполнила всю квартиру.
— Нет, нет, не надо,— пятился на коленях в угол Саахов. Ему в лицо смотрели ствол и острие кинжала.