Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях
Шрифт:
Император Николай Павлович милостиво принял ходатайство барона Розена и 25 января 1832 года объявил высочайшее прощение всем гурийским князь ям, дворянам и простым людям, бежавшим за границу с покойной правительницей. Вестником радости был послан в Трапезунд священник Шамокмедского монастыря Иоанн Канделаки. И вот 15 сентября несчастные изгнанники вступили на родную землю в порту Святого Николая. С молодым Гуриели прибыл и дядька – воспитатель его, князь Мачутадзе, доселе слывший главным виновником побега княгини в Турцию. Но Розен усердно хлопотал снять и с князя Мачутадзе это тяжелое обвинение, удостоверяя, что вся вина его заключалась только в неограниченной преданности к бывшей своей владетельнице, воле которой он слепо повиновался. Розен рекомендовал его даже особому вниманию русского правительства. «Образование, которое получил малолетний князь, при всей скудности средств, имевшихся в распоряжении Мачутадзе, – писал он по этому поводу графу Чернышеву, – а главное, нравственные качества, привитые Давиду, делают полную честь его воспитателю».
И действительно, двенадцатилетний Давид своей приятной наружностью, своими манерами и прекрасными качествами сердца возбуждал к себе общие симпатии. Не только гурийцы, но даже кобулетцы, менгрельцы и имеретинцы принимали живое участие в грустной судьбе молодого князя
XXXIII. ПОСЛЕДНЯЯ СЛУЖБА ТАТАР
Арзерум, Муш, Баязет, Батум и Гюмюш-Хан – вот границы той огромной площади Азиатской Турции, на пространстве которой в кампанию 1829 года небольшому русскому войску приходилось вести кровавую борьбу с многочисленным и упорным врагом. Проследив шаг за шагом за всеми перипетиями этой борьбы на главном и второстепенных театрах военных действий, остается заглянуть еще в один уголок очерченного района – в Ольтинский и Нариманский санджаки, которые в общем ходе событий играют хотя и незначительную, но самостоятельную роль.
Нариман, Ольта и Шаушет, по своему счастливому положению вне пути наступления русских войск, были пройдены мимо и скоро сделались гнездом всех разбойничьих шаек, поминутно нарушавших спокойствие занятых нами провинций. Дерзкое поведение воинственных жителей этих санджаков вынудило Паскевича, вскоре после занятия Арзерума, направить для покорения Ольты Грузинский гренадерский полк. Но внезапная бейбуртская катастрофа и волнение, охватившее тогда покоренные области, потребовали сосредоточения сил к Арзеруму, и гренадеры, не дойдя до Ольты всего лишь шестнадцать верст, возвращены обратно. Не оставляя, однако, мысли об усмирении горных санджаков, главнокомандующий поручил это дело подполковнику Шумскому, стоявшему в Ардагане с сороковым егерским полком и частью карапапахской конницы.
В середине июля Шумский предпринимает ряд экспедиций с исключительной целью оградить движение транспортов и караванов по Карсской и Ахалцихской дорогам. В одну из таких экспедиций он разбил значительную шайку, взял в плен одного из самых смелых, предприимчивых предводителей и далеко углубился в горы. Две роты егерей успели даже проникнуть в самый Шаушет, рассеяли там скопища вооруженных жителей и отбили до тысячи голов лошадей. Появление русского отряда в недоступных горах произвело сильное впечатление и понудило многих ардаганских мусульман, бежавших туда еще в минувшем году, изъявить покорность и просить позволения переселиться на прежние места, в покинутые деревни; но большая часть коренного населения ушла еще далее, в недоступные ущелья, под покровительство ливанского бека, обещавшего им помощь. Эта экспедиция принесла еще и ту пользу, что турецкие войска, начавшие формироваться в Шаушете, Геле и Ливане, рассеялись.
Очистив, насколько было возможно, край от бродивших в нем шаек, Шумский 2 августа предпринял уже большую экспедицию в Ольту. Город, однако, сдался без боя. Тамошний правитель, Кучук-бей, не желая покориться, бежал в Ливану, и на его место предложено было народу избрать другого правителя. Восстановив порядок, Шумский пошел назад в Ардаган. И ему необходимо было спешить, так как носились уже слухи, что где-то в горах собираются партии, чтобы отрезать отряду обратный путь. В Пенякском санджаке две тысячи аджарцев, под предводительством брата Ахмет-бека, действительно заняли позицию в крутых лесистых горах, и миновать ее было нельзя. Столетние деревья, срубленные и наваленные одно на другое, образовали грозные завалы, через которые отряду предстояло проложить себе дорогу оружием. Бой начался в шесть часов утра и кончился только в одиннадцать. Атакованный неприятель защищался с ожесточением; несколько раз аджарцы бросались из завалов в кинжалы, прорывались даже до самых орудий; но каждый раз картечь валила целые ряды их, и толпы опять скрывались в укрепления. Наконец артиллерия разбила завал, и егеря, бросившиеся на приступ, овладели позицией. Двести неприятельских тел осталось на месте, и взят был в плен один из куртинских старшин со всеми своими телохранителями.
Но спокойствие, водворившееся в горных санджаках, было и непрочно, и недолговременно. Катастрофа, разразившаяся над головой Сакена в Аджарии, тяжело отозвалась на действиях маленького Ардаганского отряда, и теперь, когда Аджария открыто стала на сторону Турции, пускаться в горы с такими ничтожными силами, какие находились в распоряжении Шумского, было бы крайне рискованно. Экспедиции приостановились, а вместе с их прекращением стало утрачиваться и наше влияние на жителей Ольты и Наримана. Новый турецкий сераскир весьма искусно воспользовался таким положением дела. Он понял ту важную роль, какую могли играть на наших сообщениях эти закинутые Бог весть в какую глушь уголки, и обратил на них особенное внимание. При энергичной деятельности посланных туда эмиссаров ему удалось возмутить народ и восстановить в санджаках прежнюю турецкую власть в лице Гуссейн-бека, человека также весьма энергичного и предприимчивого. Около него стало группироваться все, что было в населении беспокойного, праздного, недовольного вынужденным бездействием. Скоро под его начальством образовались большие конные силы. Начались грабежи и убийства всех сторонников русской власти; партии опять появились на дорогах, и наши транспорты опять могли проходить по ним только с большими конвоями.
Обстоятельства значительно усложнялись еще и потому, что свободных войск не было ни в Арзеруме, ни в Ахалцихе, ни в Ардагане. Паскевич надеялся было, что повсеместное поражение им неприятельских скопищ во время Трапезундского похода повсюду водворит спокойствие, однако надежды эти не оправдались, несмотря даже на наступившие холода и постоянные ненастья.
Осень 1829 года настала ранняя. Сентябрь принес с собой пасмурные, дождливые дни и темные ночи. Утренники стояли такие холодные, что на окрестных высотах трава покрывалась инеем, и в местах, занимаемых пикетами, пришлось устраивать даже навесы для укрытия людей и лошадей от непогоды. Особенно страдала мусульманская конница с ее породистыми, но нежными лошадьми, не выносящими холода. Болели и сами всадники, не имевшие для своей защиты ничего, кроме бурки, да и той приходилось укутывать на ночь
147
Первый и третий конно-мусульманские полки остались на несколько дней в передовом отряде, и в эти дни события переменились так резко, что, вместо зимних квартир, им пришлось участвовать в новом походе к Бейбурту.
11 сентября отряд выступил из Арзерума. Путь лежал через высокий хребет Тавр-Даг, уже покрытый глубоким снегом. Предводимый князем Аргутинским, будущим героем Дагестанских гор, отряд смело преодолел все трудности и 16 сентября уже был в одном переходе от Ольты. Здесь, перед деревней Сурп-Саркис, его ожидал неприятель. Тесное ущелье было занято большой толпой делибашей, к которым то и дело подходили из деревни новые и новые силы. Скоро число наездников возросло до восьмисот человек, и тихо заколыхались над ними три развернутых знамени. С Аргутинским была только одна конница, пехота же и кегорновые мортиры, действие которых теперь могло бы так пригодиться, остались далеко в горах. Посланный к ним офицер, чтобы ускорить движение, вернулся с известием, что колонна ранее, как через три-четыре часа, подойти не может: вьючные верблюды, на которых везлись орудия, были изнурены и так подбились горной дорогой, что едва переступали, а пионеры не могли оставить их без прикрытия. Между тем бездействие ввиду неприятеля было крайне опасно, и Аргутинский решился атаковать делибашей, не ожидая пехоты. Он тихо подъехал ко второму конно-мусульманскому полку, стоявшему впереди и, обращаясь к его командиру, сказал: «Сейчас начнем атаку; нужно иметь впереди отборных людей, вызовите охотников». Майор Кувшинников, старый серпуховской улан, два раза раненный в Наполеоновских войнах, сказал татарам короткую речь и вызвал охотников. Выдвинулись все четыре сотни разом. Самолюбие татар было задето, и никто не хотел оставаться сзади. Тогда Кувшинников повел вперед первую сотню, за ним тронулась вторая, под личной командой князя Аргутинского; а остальные две, поддерживая это движение, наступали уступом. Весь четвертый полк остался в резерве. Сблизившись с неприятелем на сто шагов, Кувшинников начал атаку, но едва первая сотня пустилась в карьер, как остальные вырвались, так сказать, из рук своих начальников и устремились в битву без всякого приказания. Делибаши повернули назад, и первая линия высот была занята почти моментально, но за нею виднелась другая, третья – целый ряд высот, и на каждой из них делибаши, пытаясь удержаться, вступали в рукопашную схватку. Их опрокидывали, гнали и, наконец, втоптали в деревню, где произошла последняя и самая горячая схватка: под самим Кувшинниковым лошадь была убита в упор из пистолета, три офицера и четырнадцать татар ранены, но это-то упорство и помогло разбить неприятеля: четвертый полк успел обскакать деревню и ударил делибашам в тыл. Поражение было полное. Начальник турецкой кавалерии Аслан-бей успел ускакать, но весь конвой его, из пятидесяти четырех человек, с известным ольтинским наездником Омар-агой, был окружен в деревне и взят в плен. Два знамени, множество оружия, лошадей и скота составили военную добычу татар. Сколько у турок было убитых – неизвестно, но на сурп-саркисском кладбище, как доносил Аргутинский, было погребено до ста неприятельских трупов.
На следующий день, когда отряд уже приближался к Ольте, армяне дали знать, что турки занимают в городе одну цитадель, а что сам начальник санджака, Гуссейн-бек, стоит в семи верстах за Ольтой на крепкой позиции у деревни Джунджуруз. Тогда князь Аргутинский оставил сотню мусульман и роту пионер для наблюдения за крепостью, а с остальной конницей пошел атаковать Гуссейна. На этот раз в авангарде шел четвертый конный полк, под командой Нижегородского полка капитана Эссена. Желая скорее столкнуться с неприятелем, Эссен с места тронулся рысью и далеко опередил колонну. Но едва мусульмане его втянулись в глубокое Джунджурузское ущелье, как из-за скал и камней, со всех сторон, посыпались пули, а на гребне выказалась огромная масса турецкой конницы. Отбиваться в тесном ущелье было неудобно. Часть мусульман спешилась, залегла за камнями, и под их прикрытием Эссен медленно, шаг за шагом, стал отходить назад, на равнину. Вслед за ним, на ту же равнину, вынеслась из ущелья и вся турецкая конница. Картина была поразительная. Впереди всех скакали знамена; их большие полотна, развевавшиеся на быстром скаку, как бы указывали туркам путь к победе и славе; за ними красивыми толпами неслись синие и красные делибаши. Шелк, золото и яркие цвета красивой одежды – все показывало присутствие здесь одного из тех турецких начальников, которые любят окружать себя восточным блеском и сказочной роскошью. И Гуссейн-бек был действительно одним из таких начальников. В его привычке к роскоши было много обаяния, которому подчинялись суровые лазы. Все это составляло резкий контраст с нашими татарами, которые недавно еще были такими же нарядными, а теперь дрались в своих обтрепанных за поход черкесках, с оборванными и полинявшими галунами. Забыв о щегольстве одежды, но сохранив доброе оружие, а вместе с ним и доблестный дух, татары хотя и пятились назад, но с достоинством, поджидая только помощи, чтобы ринуться на турок. Скоро со стороны Ольты показался второй конный полк, идущий на полных рысях. Уверенный теперь в поддержке, Эссен остановился и приготовился к атаке. Еще минута – полки соединились, и целая мусульманская бригада разом ударила на неприятеля. Пять байрактаров, скакавших впереди, были моментально изрублены, и пять знамен захвачены ширванскими беками. Делибаши понеслись назад. Загнанные в ущелье, они пытались остановить преследование, но капитан Эссен быстро спешил своих татар и повел их в кинжалы; две сотни полка Кувшинникова заскакали в тыл. Опасение быть отрезанными заставило делибашей уходить врассыпную; татары скакали у них на плечах, и преследование продолжалось до тех пор, пока неприятель совершенно рассеялся. Поздно вечером весь отряд собрался под Ольтой.
Приватная жизнь профессора механики
Проза:
современная проза
рейтинг книги
