Каяла (В сокращении)
Шрифт:
Отнякин зашевелился и со стонами и оханьем пытался сесть. "Через пять минут он очухается совсем", - решил Андриан. Медлить далее не приходилось.
– Князь, где ты?
– крикнул Пересветов.
В голове Пересветова еще гудел колокол, а в глазах не потухала боль, когда перед ним вырезалось из пыльной мути лицо Рыженкова - не князя, а старшего сержанта, которого комэск оставил командовать коноводами.
– Жив? Тут около тебя так рвануло - думал, накрылся вместе с лошадьми. Смотрю - лошади целы... Потом слышу: "Князь!" Ты шумнул? Ладно. Вставай, чего сидеть. Так, крови нище
Пересветов встал так быстро, как только мог, и торопливо, сбиваясь, заговорил:
– Товарищ старший сержант, тут дело чрезвычайной важности. Если со мной что-нибудь случится, вам нужно будет написать в Москву, моему отцу. А о чем - запоминайте лучше! Времени мало. Я побывал только что в двенадцатом веке как, не спрашивайте, не представляю. Важно другое: я с князем Игорем Новгород-Северским говорил, тем самым.
– Ты что, бредишь, Пересветов? Тебя оглушило, вон воронка еще дымится. Какой еще князь? Ты контужен, очнись, скоро нам в наступление идти.
– Я не в бреду, - упорствуя, сказал студент, - я докажу. Он выдвинул из ножен на две ладони клинок.
– Ого, - удивился Рыженков, - почти на треть перерублен. Это порча оружия!
– теперь уже осерчал старший сержант.
– Какая порча - это князь свой меч пробовал! А это?
– Пересветов показал на вспухший рубец на шее от аркана.
– Я, между прочим, вешаться не собирался. Я в плен попал. Это меня на аркане тащили Отнякин и Халд... а черт, нет, Чурило со Швецом.
– Хватит путать меня! Хоть я в институтах не учился, кое-что понимаю, мрачно и резко оборвал его Рыженков, - чего не может быть, того не бывает.
– Я не путаю: невозможно, невероятно, но факт!
– про анамнезис Андриан умолчал.
– А вот еще - на кургане баба, там должен быть свежий след от пули, откол, понимаете? Если я брежу, откуда знаю про это? Поднимитесь, проверьте.
– А точно, - широко раскрыл глаза Рыженков, - было - долбануло по бабе. Я еще удивился: ни выстрелов, ни разрывов, а от валуна - искры веером!
– А стрелял я, понимаете ли, из двенадцатого века, хотя это и странно, торжествуя, Пересветов щелкнул затвором и выбросил стреляную гильзу, - вот!
В глазах старшего сержанта вдруг загорелось теплое понимание и сочувствие.
– Ловко, - нетерпеливо повел головой Рыженков, - так что там с князем-то? Запомню на всякий случай. Чем черт не шутит, Все может быть. Только покороче.
Грохот сражения нарастал, слова будто попадали в вату. Пересветов облизнул сухие губы, оглядываясь на желтоватую завесу пыли на южной стороне небосклона.
– Главное из рассказа северского князя я понял так. Игорь со Святославом не вполне доверяли друг другу. Святослав божился идти на половцев "на все лето", но вместо этого чужими руками расчищал торговые пути по Днепру. А в половецкую глубинку - ни шагу. Мог он, понимаете, мог освободить Тмутаракань - вернуть ее Руси. Но Святослав посылал отряды громить вежи половецкие на юг, вдоль Днепра, а не к Дону.
– Зачем ему это было нужно?
– со слабым интересом спросил Рыженков, ковыряя носком сапога рыхлую землю.
– У него был свой расчет, свой интерес. Если бы русские совместными усилиями очистили от половцев
– Ясно, политика, - покрутил головой Рыженков.
– Киевский этот Святослав по отношению к Игорю, стало быть, вел себя как собака на сене - сам не гам и другому не дам.
– Как раз Святослав хотел "гам": в летописи под 1194 годом есть прелюбопытнейшая запись, из которой видно, что Святослав грозился идти войной против рязанских князей. Причина - те высказали притязания на некоторые волости тмутараканские. Значит, Святослав имел нелады со всеми, кто имел виды на Тмутараканское княжество.
– Эх, - сказал Рыженков с досадой, - паны дерутся, у холопов чубы трещат. Ну, что там еще? Давай, только короче, короче, Пересветов, не тяни кота за хвост.
– Очень важно: Игорь, понимая, что Тмутаракань ему на блюде не поднесут, вынужденно решает действовать сам. Он мне сказал: "Еще 12 лет назад я побил Кобяка и Кончака, гнал половцев почти до Дона Великого, да сил было маловато. Сейчас у меня войска больше". В общем, шансы на успех у Игоря в походе восемьдесят пятого года были солидные. И еще два дела прояснились. Первое: в русское войско пехоты не брали. Даже обоз Игорь имел не колесный, а легкий вьючный...
Рыженков перебил:
– Ты что все облизываешь губы? Глотни воды, вон солнце уже начинает работать, я будет еще жарче.
– Нет воды.
– Как так?! Воду подвозили! Старшина Шестикрылов обкричался: "Напоить лошадей, залить воду по флягам!"
– Понимаете, кобыла моя очень пить хотела. Я отнимаю ведро, а у нее слезы на глазах... короче отдал всю воду ей.
– Эх, интеллигенция, - сказал с напускной досадой Рыженков, снимая с ремня зеленую округлую флягу.
– На, пей! Так, говоришь, очень важно нашим профессорам знать, какое было у русских войско? А по-моему, и так ясно: половцы - степные кочевники, все на конях, да коней было у них с избытком, могли менять, имели подвижность. Где же с пехотой по этим степям за кавалерией гнаться? Если бы Игорь с войском шел стоять в обороне, а он же наступал!
– Да, он шел в дальний рейд, рассчитывая на быстроту и внезапность своих действий.
На вершине кургана зашевелился оставленный Рыженковым наблюдатель "махала", поднимая над головой ракетницу.
– Вижу сигнал "Коноводы"!
– закричал махала, и Пересветов замолк на полуслове.
Ракета взлетела и разделилась на три зеленых звездочки. Рыженков, надсаживаясь, пропел:
– По ко-о-н-ям!
– и озабоченно спросил Пересветова: - У тебя голова как? И вообще, вести лошадей сможешь? С шестеркой справиться - не шутка. Трудно будет.