Кайкен
Шрифт:
— Прекрасно. Отдохнешь. Тебе…
— Ты не понял. Я уезжаю насовсем. Хватит с меня.
До Пассана вдруг дошло, что подсознательно он всегда боялся услышать от нее эти слова.
— А как же… — пробормотал он. — Как же дети?
— Обсудим. Пока поедут со мной.
Ему хотелось ответить ей языком полицейского: «Пока ты не имеешь права покидать территорию Франции. Ты — главный свидетель в деле об убийстве». Или языком зануды-мужа: «Пусть это урегулируют наши адвокаты». Но вместо всего этого он просто сказал:
— Поспи. Завтра обо всем поговорим.
— Где вы сегодня собираетесь ночевать?
Она застала
— В отеле. Не волнуйся.
А что еще он мог ей ответить? Ему приходилось следить за собой, чтобы не сорваться на крик и не потерять способность здраво рассуждать. Он чувствовал, как мозг заволакивает густым туманом. Токио. Дети. Первобытный страх…
Первым делом надо разобраться с этим убийством. А потом не дать ей уехать.
Один кошмар за другим.
— Ну ладно, — тихо сказал он. — Я пошел. Досталось тебе сегодня.
Он поднялся, взял ее за руку, чтобы поцеловать. Когда он наклонился к ней, его охватило чувство, будто ему на шею обрушился нож гильотины.
68
— Майор Пассан?
К нему приближалась молодая женщина в светло-зеленом халате и брюках. Она была бледной, с лицом почти того же цвета, что ее медицинская роба, длинным и остроносым, с глазами навыкате. На лоб спадали непослушные завитки волос, напоминавшие вырванные из земли корни растений.
— Брижит Девез. Я оперировала вашу жену.
— А я как раз вас искал, — поспешно солгал Пассан, пожав ей руку.
— За жену не беспокойтесь, — сразу предупредила она. — Рана поверхностная.
— Но она ведь упала…
— Крыша машины смягчила удар. Ей здорово повезло.
Он поблагодарил и бросил взгляд на часы. 18:30. Сеанс в кинотеатре уже закончился. Надо позвонить Фифи, найти отель, вернуться к подобию нормальной жизни.
— Что в точности произошло с вашей женой? — спросила врач, озабоченно разглядывая его обожженное лицо. — Такое впечатление, будто спину ей рассекли чем-то острым. Каким-то лезвием, что ли. Я спрашивала, но из ее объяснений так ничего и не поняла.
Так, пора опять призвать на помощь язык полицейского: «Вопросы здесь задаю я». Вместо этого он улыбнулся, решив, что не стоит лезть в бутылку.
— Следствие только началось. Пока что я знаю не больше вашего. — Новый взгляд на часы. — Извините, меня дети ждут.
Не дожидаясь дальнейших вопросов, он толкнул дверь и вышел на лестницу. И сразу набрал номер Фифи.
— У вас все в порядке?
— Все ништяк.
— Что смотрели?
— «Кунг-фу панда — два».
— Интересно? — рассеянно спросил Пассан.
— Чуть не оглох.
А ведь панк, помешанный на неоклассическом металле, хард-коре и индастриале, привык к громкой музыке.
— Как там Наоко?
— С учетом обстоятельств, ничего. Насчет Сандрины новости есть?
— Нет пока. Но Заккари уже вкалывает.
— Прокурора предупредили?
— Наверное.
— Кому поручили вести следствие? Уголовке?
— Да пока неясно. Первые материалы собирает отдел уголовных расследований Сен-Дени.
— Черт, это наше дело!
— Не кипятись. Тебя вроде как временно отстранили. И вообще ты еще лежишь в больнице. Все, что ты сейчас можешь сделать, — это подать жалобу на неизвестное лицо в комиссариат Пантена.
Фифи был прав. Но кое-какие возможности
— Тебя Кальвини вызывал.
— Зачем?
— Без понятия. Завтра. С утра пораньше.
— В воскресенье?
— Он дома будет. Мне дали адрес. Я тебе его эсэмэской вышлю.
Оливье дошел до своей машины. Это приглашение не сулило ему ничего хорошего.
— Что новенького насчет Гийара?
— Не в курсах.
— Разузнай. А насчет Леви?
— А что там может быть? Испарился мужик, только его и видели.
Да, пожалуй, ему теперь уже не поможешь. Разве что кадиш [28] прочитать.
— Ну ладно. Чем вы сейчас заняты?
— Мороженое едим.
— Где?
— На Монпарнасе.
Пассан вспомнил, как в те времена, когда он работал в спецназе, ему пришлось охранять свидетеля-албанца: пока длился процесс, этот человек жил в отеле «Меридиан», на авеню Коммандан-Мушот, как раз за вокзалом Монпарнас. Сегодня гостиница вошла в сеть «Пульман», но вряд ли ее архитектура сильно изменилась. А он знал в ней все ходы и выходы и отлично ориентировался на каждом этаже. Имея пару-тройку помощников, он сможет обеспечить детям безопасность. Пассан продиктовал Фифи адрес и назначил встречу возле отеля через полчаса.
28
Кадиш — здесь имеется в виду поминальная еврейская молитва, прославляющая святость имени Бога.
Сидя за рулем «субару», он задумался о еще одной нависшей над ним опасности — исходившей не от убийцы, а от Наоко, вернее, от ее плана приобрести билет до Токио в один конец. Она много раз клялась ему, что ее жизнь навсегда связана с Парижем и что, даже если они разойдутся, она никуда не уедет из этого города. Bullshit! [29] У детей были японские паспорта. Что это означало? Что она в любой момент может сесть на самолет и улететь, прихватив с собой потомство. Легко!
29
Чепуха! (англ., жарг.)
Из предосторожности он заранее навел справки. Случись подобное, он мог бы обвинить Наоко в похищении детей, их незаконном вывозе из страны и еще нескольких милых шалостях, но между Францией и Японией не существовало никаких соглашений об экстрадиции. Что бы ни предпринял Пассан, он будет в проигрыше.
Но так ли уж решительно она настроена? Неужели ночное происшествие настолько ее напугало? Или дело довершили его собственные подозрения на ее счет? Двигаясь к Порт-Майо, он не переставал воображать ее замкнутое, плоское, как лист бумаги, лицо в окружении чернильно-черных волос. Он хорошо знал это ее выражение. Еще в начале их супружества, стоило ей на него рассердиться, и Пассана неизменно встречала эта обрамленная черной каймой маска. А ночью, если он пытался ее приласкать, она молча поворачивалась к нему спиной.