Кайкен
Шрифт:
Он мельком оглядел пассажиров. Обычный набор: заядлые путешественники, по виду — австралийцы или американцы, бизнесмены с равнодушными лицами, придерживающие чемоданы на колесиках. Японские стюардессы в темно-синих форменных костюмах — эти хихикали, поднося ко рту ладонь. Некоторые из пассажиров читали, одним и тем же жестом прикрывая свою книгу, словно изучали некий мистический труд, содержащий ответы на все жизненно важные вопросы или универсальный рецепт успеха. Другие дремали. Одной из сверхспособностей японца является умение засыпать в любых обстоятельствах. Какая-то женщина сидела с открытым ртом и храпела. Тощий мужчина в костюме дрых без задних ног, не просыпаясь даже тогда, когда вагон подпрыгивал на стыках рельсов.
Пассан протер тыльной стороной ладони запотевшее
Июнь в Японии — сезон дождей. Его здесь называют «цую» или «баю». На протяжении нескольких недель идут затяжные ливни. Иногда они сменяются моросящим дождиком или водяной пылью, но полностью выпадение осадков не прекращается. Все вокруг пропитывается сыростью — люди и идеи. При этом царит жара — влажная, тягучая, удушающая. Невыносимая. Муссон — но без тропических ветров. Всемирный потоп — но без Ноя. Остается одно — ждать лета. Настоящего лета. И японцы ждут его — терпеливо, как посетители автоматической прачечной ждут, когда высохнет выстиранное белье.
Тиба. Фунабаси. Такасаго. Токио. Пассан и Сигэру ехали молча — не в поезде же разговаривать. Наконец экспресс добрался до центра города, длинной иглой вонзившись в его сердцевину.
— Возьмем такси, — сказал японец на станции «Сибая».
Сибая — один из самых современных районов Токио. Пестрота неоновых огней, стеклянные фасады, магазины электроники, девушки, при одном взгляде на которых в голове само собой всплывает определение «каваий», [32] — стереотипы, знакомые каждому. Но сегодня все вокруг — башни, вывески, автомобили, зонтики — терялось за пеленой дождя. Стук капель перекрывал шум уличного движения, грохот поездов метро, музыку, доносящуюся из лавок, гомон толпы…
32
Каваий — японское слово, означающее «милый», «прелестный».
— Подожди меня здесь, — крикнул Сигэру.
Пассан встал под козырьком магазина, торгующего сотовыми телефонами. И снова ему в глаза бросились приметы экономии: витрины, обычно ярко освещенные, тонули в тревожном полумраке, автоматы для продажи прохладительных напитков стояли с потушенными огнями. Многие лавки были и вовсе закрыты. Токио словно медленно приходил в себя после тяжелой болезни.
Полицейский расправил плечи и полной грудью вдохнул воздух Японии. Со всех сторон его окружали зонты. Огромные, как купола, разноцветные, как пляжные зонтики, или прозрачные, как кислородные палатки. Под ними угадывались жители Токио — торопливо шагающие служащие, девчонки в мини-юбках и ажурных чулках, озабоченные матери семейств, похожие на огромных черепах, несущих на плечах весь свой дом с чадами и домочадцами, «содза» — молодые тощие парни с вытравленными желтыми волосами, в сапогах крокодиловой кожи, казалось накачанные «колесами» и окончательно потерявшие душу в лабиринтах информационных сетей.
— Оливье-сан!
Сигэру нашел машину. Пассан пробрался через толпу и скользнул внутрь салона. Белые перчатки, запах прачечной, автоматически открывающиеся дверцы — японские таксисты, в отличие от парижских, демонстрировали вершину профессионализма.
Пассан отдышался и уселся удобнее, прижимая к груди сумку. Как всегда, ему пришлось смириться с ролью ведомого. Но у него не было иного выхода — он ничегошеньки не понимал в японских надписях, да и с чувством направления у него дела обстояли не блестяще. Кроме того, он знал, что большинство токийских улиц не имеют названий, а дома на них не пронумерованы.
Они ехали примерно двадцать минут. Родители Наоко жили в квартале Хироо —
Такси остановилось. Пассан позволил Сигэру расплатиться — он не успел обменять валюту. Еще один минус ему.
Дождь утих, но жара не спадала. Смена декораций. Узкие, пустынные и тихие в этот час, улицы блестели мокрым асфальтом. Вдалеке виднелись клубы пара, поднимавшиеся над общественными банями, зеленело пятно бейсбольного поля, а над головой тянулись переплетения кабелей и проводов, накрывавших Токио рыбацкой сетью. Пассан нередко задумывался, почему страна, превращенная в рай высоких технологий, в области энергетики осталась на стадии развития Дикого Запада с его электрическими столбами. Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой: в стране, подверженной постоянному риску землетрясений, не могло быть и речи о том, чтобы зарывать провода в почву, потому что самый слабый толчок привел бы к короткому замыканию в целой сети.
Такси затормозило перед выкрашенными в зеленый цвет чугунными воротами.
Родовое гнездо.
82
Родители Наоко жили в современном доме без особых отличительных знаков. Строгие линии, серая штукатурка, коричневая черепица. Единственная оригинальная деталь таилась за домом и представляла собой огород площадью примерно пять соток — поразительная роскошь для Японии, где действуют правила жесткой экономии пространства.
Звонить в дверь они не стали и вошли, оставив у порога обувь. Сигэру даже не дал себе труда выкрикнуть традиционное приветствие: «Тадайма!» — означающее: «А вот и я». Дом казался пустым и раскаленным, а ведь обычно в нем было холодно, как в морозильнике. Но сегодня под потолком гостиной вращался всего один вентилятор. Пассан вдруг осознал, что явился в насквозь промокшей одежде, грязный и потный, и понял, что привести себя в порядок будет нелегко.
Он поставил на пол сумку и огляделся. У него было впечатление, что он покинул это место всего пару дней назад. Лишь на стенах появились трещины — следы последнего землетрясения. Начиная с марта, объяснил Сигэру, токийцы переживают по два-три толчка в неделю. Так к чему затевать ремонт, если скоро, возможно, придется заново отстраивать дом? Пассан не удивился. Он привык к стоицизму японцев: если не можешь решить проблему, сделай вид, что ее не существует.
Убранство дома являло собой классический гибрид двух стилей — восточного и западного. С одной стороны, европейская мебель, с другой — традиционное пустое пространство, застланное циновками. Но даже в комнатах, отделанных на современный лад, царствовали японские пропорции. Кипарисовый паркет блестел, словно черный шелк; кремово-шоколадные тона обивки сообщали помещению чисто японскую строгость. На стенах висели в рамках выписанные каллиграфическими иероглифами японские изречения, напоминая каждому, к какой культуре принадлежат хозяева.
Через столовую они перешли в гостиную. Здесь тоже никого не было.
— Они в саду, — улыбнулся Сигэру в ответ на недоуменный взгляд Пассана.
Он открыл застекленную дверь веранды. В комнате пахнуло сыростью. Синдзи и Хироки, оба в шляпах с накомарниками, перебегали с места на место, разглядывая перцы, тыквы и огурцы.
Заметив отца, мальчики перемахнули через грядки и бросились ему в объятия. Всего за пару дней им пришлось сменить несколько домов, бросить школу и совершить перелет через половину земного шара, и вот теперь они почему-то оказались у бабушки с дедушкой вместо того, чтобы ходить в школу. Несмотря ни на что, дети не выглядели обеспокоенными, даже разница во времени не оказала на них угнетающего воздействия.