Казачество в 1812 году
Шрифт:
Но если бы казаки-донцы знали, что в той маленькой группе конников, бывших в стороне от места боя, находится сам император французов?! Тогда бы уж генерал-майор Иловайский 3-й и его «степные осы» забыли бы в единый миг обо всем на свете и любой ценой своих казачьих жизней постарались бы пленить такого человека. Но стояли предрассветные сумерки, и нет тому свидетельств, что казаки хотя бы различили в группе всадников приметные цветом генеральские мундиры.
Ранним утром 13 октября у Городни на обочине Боровской дороги сама судьба хранила самого большого в истории Франции венценосного завоевателя в лице основателя империи корсиканца Бонапарта,
Неравная конная схватка императорских конвойцев с казаками продолжалась совсем недолго. От Городни на спасение императора во весь конский мах спешили эскадроны эскорта. Этот эпизод дела под Городней достаточно хорошо описан у мемуаристов. Первым «влетел» в бой польский легкоконный эскадрон (шеволежеров, вооруженных пиками длиной 287 см, которые были отобраны ими у австрийских улан в битве при Ваграме 6 июля 1807 года).
Эскадроном гвардейцев-поляков командовал барон Ян-Ипполит Козетульский, герой Испанского похода Наполеона. Однако ему сразу же не повезло: едва офицер врезался в числе первых в ряды казаков, как получил тяжелое ранение ударом пики-«дончихи» и был сброшен с коня на землю. Однако жив он все же остался: второго удара пикой не последовало, а лошадь в любой ситуации панически боится ступить ногой на лежащего человека: она его всегда щадит. Конная схватка «горела»: теперь всадники больше бились пиками.
Затем к месту боя подлетел эскадрон конных егерей под командованием барона Франсуа-Антуана Кирманна. Его конники сражались саблями, стреляя из пистолетов. Два прибывших эскадрона пробились к окруженным конвойцам, и теперь казакам приходилось иметь дело с тремя сотнями разъяренных вражеских всадников: они сражались за жизнь своего императора.
Неизвестно, чем бы закончилась эта конная схватка (казаков все же было числом больше), если бы к месту боя не прискакал герцог Истрийский маршал империи Ж.-Б. Бессьер во главе двух других эскадронов наполеоновского эскорта – конно-гренадерского и драгунского. Теперь силы сторон уравнялись, но перелома в рукопашной схватке все не было – ни одна из сторон и не думала уступать место боя другой.
Пока шел этот бой, казачья лава, ворвавшаяся в гвардейский артиллерийский парк, «рассыпалась» среди многих сотен различных повозок, десятков орудий и зарядных ящиков. Казаки занялись увозом французских пушек (в упряжки они ставили своих донских степных лошадок) и поиском военной добычи, в данном случае богатой, в повозках наполеоновской гвардейской артиллерии.
Привычного шума боя в этом налете на вражеский артиллерийский парк не было. Расходившиеся донцы словно забыли о том, что при таком успешном налете им следовало поджигать и так взрывать зарядные ящики, которые были полны огневых пушечных припасов. Однако сбор добычи был прерван прибытием к парку многочисленной французской кавалерии. Казачьи полковые командиры дали сигнал отходить и увозить с собой трофеи и прочее взятое с боя добро.
Французам, однако, удалось отбить у нападавших часть захваченных ими орудий гвардии. Однако казаки-ополченцы все же сумели увезти с собой на берег Лужи 11 пушек и переправить их по плотине на правый берег. Это были знатные трофеи, которыми Войско Донское могло с полным на то правом гордиться. Сама собой утихла и схватка казаков с императорским
Попытки преследовать казаков французам ничего не дали. «Степные осы» во все времена были большими мастерами быстрого отхода: они отступали, рассыпавшись во все стороны, а потом собираясь воедино в безопасном месте. Регулярная же кавалерия рассыпаться в бою не имела права, поскольку она действовала «правильным строем» и рассыпаться в любом бою ей было никак нельзя. Поэтому казаки так и не увидели за собой настойчивой погони.
…О кавалерийском бое под Городней нам больше известно из французских мемуаров, чем из своих документальных источников. Так, генерал Жан Рапп, бывший при императоре Наполеоне и оказавшийся невольным свидетелем (и даже участником той схватки) действий донцов А. В. Иловайского 3-го, рассказывает, как обстояло дело:
«…Мы сели на лошадей в половине восьмого, чтобы осмотреть поле, где происходила битва; император ехал между герцогом Виченцским (генерал и дипломат Арман Коленкур. – А.Ш.), принцем Невшательским (маршалом герцогом Луи Бертье, начальником штаба Наполеона. – А.Ш.) и мною.
Но едва мы покинули лачуги, где провели ночь, как заметили отряд казаков, выехавших из леса направо, впереди нас. Ехали они довольно стройными рядами, так что мы приняли их за французскую кавалерию.
Герцог Виченцский первый узнал их:
– Ваше величество, это казаки.
– Этого не может быть, – ответил Наполеон.
А они с отчаянным криком ринулись на нас. Я схватил за поводья лошадь Наполеона и сам повернул ее.
– Но ведь это же наши?
– Нет, это казаки, торопитесь.
– А ведь и в самом деле это они, – заметил Бертье.
– Вне всякого сомнения, – добавил Мутон.
Наполеон отдал несколько приказаний и уехал, я же двинулся вперед во главе эскадрона. Нас смяли; моя лошадь получила глубокий удар пики и опрокинулась на меня; варвары эти затоптали нас.
На счастье, они заметили в некотором расстоянии артиллерийский парк и бросились к нему. Маршал Бессьер успел прискакать с конными гвардейскими гренадерами: он атаковал казаков и отбил у них фургоны и орудия, которые они увозили…»
Мемуариста Жана Раппа дополняет более известный в России мемуарист генерал Арман де Коленкур, он же герцог Виченцский. Он тоже не без ужаса видел в тот день, что вся долина реки Лужи и дорога «кишит казаками» и что свита императора окружена «целой тучей казаков». Коленкур писал:
«Если бы казаки, оказавшиеся перед самым нашим носом и на один момент окружившие нас, были более решительны и ринулись бы на дорогу, вместо того, чтобы с ревом рубить направо и налево… то они захватили бы нас, прежде чем эскадроны успели бы прийти нам на помощь…
Но не подлежит сомнению, что император был бы убит или взят в плен, и никто не знал бы даже, где искать его среди огромной равнины, там и сям покрытой рощицами, под прикрытием которых и прятались казаки в расстоянии ружейного выстрела от дороги и от позиций, занимаемых гвардией.
Если бы эти факторы не могли быть подтверждены всей армией и столькими достойными доверия людьми, то многие усомнились бы в них. В самом деле, как можно допустить, чтобы монарх, да еще к тому же такой предусмотрительный человек и величайший полководец, который когда-либо существовал, подвергался риску попасть в плен на большой дороге, по которой двигалась вся армия, в 500 шагах от своей ставки, посреди бивуаков многочисленной артиллерийской и пехотной сторожевой охраны?