Казачьи сказки (Сборник)
Шрифт:
Я чуть не бился головой об стол. Жаль, что почтенный трактирщик не был знаком со мной раньше. Если за кружкой я выгляжу вполне свеженько, это означает, что позади уже все стадии глубочайшего опьянения и не хватает лишь четвертушки, чтобы полностью отключиться. Когда бы я в тот момент преставился, то черви в моей могиле не протрезвели бы и через два месяца.
Я мог бы ещё удрать. Забыть собственное имя, семью и прошлую жизнь. Забиться куда-нибудь в глушь и не подавать признаков жизни. Но тогда уж смело можно было снова побиться об заклад, что пресветлый господин из Равелн явится на пороге жилища моего отца с копией этой паршивой бумаженции и потребует от родителя уплатить мой долг. Правда, не знаю, что он мог бы забрать в нашем доме. Стаборт изобилует только мышиными норами. А если б я своим братьям признался, какую глупость совершил, они, верно, живьём содрали бы с меня шкуру и натянули её на барабан. Мне стало совершенно ясно, что выход у меня только
Для побега из дому у меня было три причины: моя глупая сестричка Увра, вторая моя ещё более глупая и ещё более несносная сестричка Парр-нагет и моя ограниченная мамочка — безнадежная материалистка. Каким чудом мой дед — очаровательный старичок со склонностью к философствованию и высшей математике — умудрился породить мою тупую матушку, видимо, навсегда останется генетической загадкой. К счастью, кое-что я от дедушки всё-таки втихомолку унаследовала. Заявляю об этом без фальшивой скромности. Меня абсолютно не устраивали планы моей родительницы, заключавшиеся в том, чтобы как можно скорее подыскать мне пару, которую не оттолкнули бы мои странности… (ага, прям сейчас!), и выдать меня быстренько замуж… (животики надорвешь!), и чтоб я живенько так родила (караул!). А всё ради того, чтоб выбить у меня из головы всякие глупости. Глупости же, среди прочего, проявлялись в том, что я не лизалась без передышки, как Увра, у которой от таких нежностей всё время колтуны в желудке образовывались, и не заигрывала с каждым самцом на острове, как Парр-нагет — пискливая семейная поэтесса, ловко выпекавшая рифмы вроде «кровь — любовь». Зато я лазила по развалинам и откапывала оставшиеся от прадавних жителей следы; пробовала пересчитать все звезды и понять, почему луна превращается в месяц; но самое главное… самое главное, я научилась плавать, и это просто приводило мою матушку в бешенство… «Ни один нормальный дракон НЕ входит в ВОДУ!!!» Ну ладно, я была ненормальная.
Ничего удивительного, что в один прекрасный день я сказала «прощайте» родным берегам и отправилась в сторону континента навстречу приключениям. За свою жизнь я уже насиделась на одном месте, поэтому порхала повсюду. Подглядывала за людьми, которые оказались гораздо интереснее моих прежних соседей. У двуногих полным-полно разных занятий, и они так всё время спешат, что можно с ума сойти. А сколько всего нового увидишь! И сколько услышишь! Порой я превращалась в какое-нибудь небольшое животное, чтобы подобраться поближе, не привлекая внимания. Наблюдала, что люди делают, учила их язык. С едой тоже не было никаких хлопот: повсюду она бегала целыми стадами — упитанная, вкусная, только выбирай! Почему-то людям страшно не нравилось, когда я кормилась на их землях (а ведь на самом деле я ела так мало!), и они весьма деликатно давали мне понять это. Кидались в меня палками. Чаще всего палки были заостренными, и, если какая-нибудь из них попадала в меня, то было несколько неприятно. Я предпочитала не задерживаться надолго в одном месте, поскольку двуногие становились очень нервными. Ну видно, не нравилось им, что я больше их. Над местностями, заселенными людьми, мне приходилось проделывать невероятные воздушные петли и зигзаги. Летела я туда, куда меня ветер нес, но в общем держалась одного направления — на север. Некоторое время спустя добралась я до гор. Конечно, никогда прежде я гор не видела, но они явно выглядели именно так, как в описании: нечто огромное, серо-зелёное, массивное, слегка изломанное сверху и присыпанное чем-то белым. Белое было неприятно холодным. Двуногие с гор оказались ещё более негостеприимными, чем их сородичи из низин, так что я без всякого сожаления полетела дальше. И правильно сделала, поскольку вскоре нашла весьма подходящее укромное местечко, где и решила задержаться и отдохнуть после долгого пути. На моих новых землях находились довольно приветливые леса, полные дичи. Пригорки, поросшие травой, где так приятно вздремнуть на солнышке. Было даже озеро, где я могла вволю плавать, нырять и ловить рыбу.
Люди там тоже были, но немного, поэтому я не ожидала особых конфликтов. К сожалению, едва я начала обустраиваться на новом месте, как они заявились целой толпой, да с палками, и старая история повторилась. Только на этот раз я не намерена была отказываться от столь привлекательного уголка. Как они выглядели? Ну что ж… люди как люди. Сами понимаете, их так трудно отличать одного от другого. В общем-то они были как бы слегка посветлее, чем те, с юга, и пахли немного по-другому. Зато палки совершенно такие же, как везде.
Я притворялась спящей, пока они «подкрадывались», топая при этом как стадо коров. Когда они были уже совсем близко, я кааак вскинусь! Как зарычу во всё горло! Потом я просто каталась от смеха по пригорку, ведь герои все удирали так быстро, что даже их собственные тени за ними не поспевали. Даже палочки свои растеряли второпях. Раза два они так пробовали подобраться, а я развлекалась вовсю.
Потом люди стали появляться по одному или маленькими группами. И это была уже совсем другая разновидность, потому как и пахли они по-другому, и больше блестели. Точь-в-точь навозные жуки, усевшиеся враскоряку на лошадь. С этими
К сожалению, один из потрясаемых сумел всё-таки вывернуться и уколол меня каким-то шипом прямо в глаз! Ой… вы даже не представляете, как это больно! Сама не знаю — от неожиданности или со злости — я покрепче стиснула зубы, и он перестал шевелиться. Как-то неловко мне потом было. На этом нечаянно перекушенном развлечения закончились. Больше никто ко мне не приходил… Мне стало скучно, и я уже подумывала о перемене мест, но тут появился ОН.
Пришлось мне пойти к мастеру и заказать себе копьё — ничего лучше я не придумал, и с этим куском дерева отправился на свой последний в жизни бой. Чудовище оказалось величиной с дом (по крайней мере, мне так показалось), с уродливой пастью, полной острых, как ножи, зубов, и кроваво-красными глазищами.
«Боже… ну… это… сам знаешь, в чём дело», — почему-то я не сумел тогда придумать лучшей молитвы.
Коня моего не готовили для боя с драконами, поэтому я заранее прикрыл ему глаза, чтоб не понёс при виде чудовища. Животина доверяла мне (хотя я сам в себя не верил) и позволяла управлять собой даже вслепую. И вот помчались мы галопом прямо на то драконище. Я был абсолютно уверен, что пришли мои последние мгновения на этом прекрасном свете. Каштан несся вперёд, я опустил копье… и тут дракон отступил в сторону. Вот ей-богу, этот скот подвинулся! Каштан, старательно гремя копытами, проскакал прямо под крылышком чудовища и с разгону пролетел ещё довольно приличное расстояние, пока мне удалось его остановить. Дракон, повернув голову на длинной шее, посмотрел нам вслед, и мне показалось, что он слегка удивлен. Когда-то у меня был пёс, так у него на морде точно такое выражение появлялось, когда пойманная муха вылетала у него из пасти.
Ещё три раза я пробовал этот приёмчик с копьем, и каждый раз этот чёртов дракон проделывал одно и то же: отодвигался. А в третий раз просто перескочил над моей головой! Не успел я даже оглянуться, как он схватил меня, сорвал с седла и начал тормошить, будто пёс старую тряпку. Я грохотал точно целый склад металлолома. Гремели все мои застёжки, кольчуга, зубы…
Мне казалось, что ещё чуть-чуть — и я просто рассыплюсь на тысячу блестящих осколков. А длилось это всё едва ли не целый час. Наконец дракон выплюнул меня на траву, слегка потормошил лапой, понюхал, громко сопя — точно кузнечные меха над ухом. Я был совершенно растрепан, обслюнявлен и вообще едва дышал. В голове шумело. А когда я немного пришёл в себя, то успел заметить только кончик драконьего хвоста, исчезающий в кустах. Неподалеку растерявшийся Каштан вскидывал голову, фыркал и беспокойно перебирал ногами. Он тоже не пострадал. Может, дракон был сыт, или наш запах ему пришёлся не по вкусу, или привиделось ему что-то — во всяком случае, мы выжили. Произошло настоящее чудо!
Я уже говорил, что считаю себя жалким остолопом. Будь у меня хоть капля разума, я бы тут же дал деру оттуда, а потом два дня пролежал бы ничком в ближайшем храме, благодаря богов за спасение. Но только не я. Я же — горький болван — остался.
Поселился в заброшенном пастушьем шалаше, браконьерствовал понемногу в ближайшем лесу и ждал очередного чуда.
А дракоша оказался попросту бессовестный. Прилетит, бывало, на соседний пригорок, рассядется и пялится на меня. Ну и я тоже усаживался перед своей-хижиной и мрачно его разглядывал, бормоча под нос проклятия. Оказалось, что он больше всего похож на большого крылатого пса. Вроде борзой, только лапы покороче да шея подлиннее. И весь покрыт серой шерстью. Любопытно, я всегда думал, что у драконов чешуя и они напоминают ящериц, а тут — нате вам: расселся на соседней горке какой-то чёртов пустобрех и таращит на меня свои красные зенки. Я бы даже посмеялся над этим от души, когда б не мой несчастный долг, который висел на мне, будто камень на шее.
Пастух, который жил в шалаше до меня, видно, удирал отсюда в великой спешке, потому как осталось после него множество всякого барахла. Среди прочего были и горшочки с какими-то мазями — наверное, для лечения скота. Воняло от них невыносимо, но я не стал их выкидывать, поскольку вонь отпугивала мух и комаров. И это навело меня на одну мысль…
Попалась мне на лугу одна овечка… С первого взгляда показалась она довольно подозрительной. Похоже, животина сдохла, причём довольно давно. А никто не сможет меня убедить, что дохлые овцы самостоятельно бродят по лугам. Несло от неё ядовитыми травами, а если приглядеться повнимательнее, то сразу заметишь вместо ног деревянные колышки. Ясное дело, я должна была попасться на приманку и съесть её, а потом, естественно, мучиться от расстройства желудка. Легко догадаться, кто устроил эту овечью мистификацию. Он, как обычно, топтался неподалеку от своего логова, а мысли его переполняла такая депрессия, что от одного контакта на самоубийство тянуло. Даже жаль его стало! Тем не менее начинал он как-то глуповато. Неужели он мог подумать, что я это съем? Разве я похожа на идиотку?!