Казачий край
Шрифт:
Мамантов отдал коннице моей бригады приказ разгрузиться и совершить скорый марш в сторону Царицына. Задача - захватить станцию Тингута. Командование отдало приказ мне, я донес его командирам полков, и вот, ночным маршем, пройдя вдоль железнодорожной ветки, к полудню, мои конники оказались невдалеке от Тингуты.
До станции три с лишним версты, прошли и не заметили. Полки на ходу перестроились в сотенные шеренги, сжались в лаву, и заблистали на жарком летнем солнышке клинки острых казачьих шашек.
– А-а-а-а!
– разнеслось над степью, и конница влетела в Тингуту, где мы уже ясно различали вражеский эшелон с размалеванными красной краской вагонами и черным флагом с черепом и костями над новеньким паровозом.
Анархисты разбегались кто куда, но деться им было некуда, население пристанционного поселка, которое они только что грабили, прятать их не желало, а со станции не убежишь, вокруг степь и несколько балок, которые в любом случае, после взятия станции будут прочесаны. Вот, бежит один вражеский боец, в руках кривая старинная сабля, не иначе, как турецкая, на широком поясе вязанка ручных гранат, а одет в восточный полосатый халат, какой туркмены носят. Дурачина, куда же ты? На скаку рубаю его по шее, и конь выносит меня на перрон станции.
В этот миг, открывается дверь стоящего напротив анархистского вагона и мне в лицо смотрит пулемет "максим", который уже готов к бою, а пулеметчик, средних лет мужичок в рваном матросском тельнике и бескозырке набекрень, вот-вот начнет стрелять. Вся жизнь пролетает перед глазами, а мысль в голове одна: "Черт! Как глупо". Честно скажу, растерялся немного, но моя охрана, самые ловкие казаки из донцов и "кавкаев", не дремлет, несколько одновременных выстрелов с седла, и мой несостоявшийся убийца падает лицом на свой пулемет. Меня от таких дел, даже в холодный пот бросило, но волнения я не показываю и, повернувшись к казакам, громко и отчетливо говорю:
– Благодарю за службу!
Ответ нестройный, но радостный и бодрый, а старший над моими охранниками, седоусый казачина Степан Непейвода, сказал:
– Я думав, шо все, пропалы мы, усих сейчас с пулымьета пэрэрижуть, а рука сама стрельнула.
– Знать, бог за нас казаки, - добавляю я, осматриваюсь вокруг, вижу, что бой окончен, и отправляюсь на площадь, куда сгоняют пленных анархистов.
С коня разглядываю уцелевших врагов, нестройную кучку человек в полста, одетых кто и во что горазд. Ни дать и ни взять, сброд и накипь рода человеческого, дерьмо, всплывшее из самых глубин империи.
– Кто командир?
– чуть приподнявшись на стременах, окликаю я пленников.
В ответ тишина, и вперед выметается один из молодых казаков, который с коня стегает анархистов нагайкой и приговаривает:
– Отвечать господину полковнику, сучье племя. Кто старший?
Закрываясь от мощных ударов, которые рассекают фраки, пиджаки, мундиры и халаты, пленники падают наземь и из своей массы выталкивают двоих человек. Один, мощный скуластый детина
– Вы командиры этой банды?
– кивок на толпу пленников.
– Мы анархисты, - проникновенным и очень доверительным голоском вещает интеллигентный гражданин, и командование людьми мы рассматриваем как покушение на свободу личности. У нас все решает общий сход, а командиров нет, не признаем мы такого.
– Ясно, сам-то кто?
– Бывший акцизный чиновник Харьковской управы, Иосиф Израилевич Губерман.
– А второй?
– я посмотрел на скуластого здоровяка в шароварах, который только угрюмо молчал и сопел как бычок.
– Тарас Загорулько, из тех, кто в живых остался, самый авторитетный человек в отряде.
– Как ваш отряд назывался?
– По разному, - равнодушно и устало пожал плечами бывший акцизный чиновник, - на прошлой неделе "Ярость", позавчера "Смерть белым гадам!", а сегодня общим собранием в "Волю" переименовали.
– Как здесь оказались?
– Вместе с 5-й армией с Украины отступили, успели через Каменскую проскочить, пока ваши казаки дорогу не перекрыли. С тех пор здесь, в подчинении у командира Ворошилова.
– Какая у вас задача была?
– До подхода подкреплений удерживать станцию от какого-то Мамонта.
– А почему народ грабили?
Губельман помялся, посмотрел на суровых и еще не отошедших от скачки и боя казаков, которые кольцом окружали анархистов, и ответил как можно честней:
– Так, мы решили, что хватит, красные тоже власть, и нам с ними не по пути. Думали, еще раз экспроприацию произвести, а потом через Царицын прорваться и уходить на Арчеду и Памфилово. Там наши братушки анархисты в чести, и от большевиков прикроют.
– Много сил у красных?
– Точно не ведаю, но не очень много.
– Я знаю, - пробасил досель молчавший Тарас Загорулько.
– Говори, - я посмотрел на этого простецкого украинского хлопца, который непонятно как оказался в этой банде.
– А отпустишь?
– Нет, не отпущу, но жить останешься.
– Что, в тюрьму упрячешь?
– Зачем же, - усмехнулся я.
– Ты хлопчик здоровый, сразу видать, что из села, так что найдем тебе применение.
– Это, какое же?
– Землю пахать будешь и сено косить. Устраивает?
– Да, - ответил Загорулько.
– Тогда, говори, что знаешь.
– Я вчера с красными командирами говорил, и узнал, что у них есть. Всего, в Царицыне пятнадцать отрядов, которые за большевиков, всех вместе их в строю тысяча сто человек наберется, вооружения много, пятнадцать пушек и тридцать пять пулеметов. Командуют всеми силами Щаденко и Ворошилов.
– Почему людей так мало?