Казачий край

Сахаров Василий Иванович

И, как свечка восковая, угасает с каждым днем.

Верит он, настанет время, и опомнится народ,

Сбросит варварское бремя, и за нами в бой пойдет.

Этих дней не смолкнет слава! Не померкнет никогда!

Офицерские заставы! Занимали города!

Шли Дроздовцы твердым шагом, враг под натиском бежал.

Под трехцветным Русским Флагом, славу полк себе стяжал!

Пусть вернёмся мы седые, от кровавого труда,

Над тобой взойдёт, Россия, солнце новое тогда!

Этих дней не смолкнет слава! Не померкнет никогда!

Офицерские заставы! Занимали города!"

– Гос-по-да, ура-а-а!
– разнесся над занятым нами домом чей-то радостный вопль.
– Дрозды пришли! Красные вешайтесь!

Так, к нам на помощь все же пробились основные силы Донской армии, и сходу переходя в атаку на центр города, они смогли переломить сложившуюся ситуацию в нашу пользу, откинуть красных с их рубежей, и к вечеру 26-го декабря мы взяли Кремль. Чуть позже подошли передовые полки Келлера, и конница Мамантова, которая перекрыла красным все самые вероятные пути к отступлению.

Победа! Мы выиграли! Ликование среди рядовых казаков, солдат и офицеров добровольческих частей. На улицах появляются православные священники и первые, открыто ликующие москвичи. Для людей это знаменательное событие, а я хотел только одного, выспаться и хоть немного придти в себя.

– Константин Георгиевич, - меня похлопали по плечу, и я открыл глаза.

– Что?
– надо мной стоял раненый в руку комполка-1 Зеленин.

– Тебя в штаб армии вызывают.

– Никак поспать не дадут, - зевнув, сказал я.

– Так это, - улыбнулся Зеленин, - ты и так всю ночь проспал, никто не тревожил.

– Да, ну...

– Выгляни во двор, - улыбнулся офицер, - ложился поздний вечер был, а сейчас утро.

Я встал и вышел из амбара наружу. В самом деле, солнышко светит ярко, небо голубое, и во дворе купеческого дома, где мы остановились, кипит самая обычная армейская жизнь. Пользуясь тем, что день не морозный, солдаты и казаки на свежем воздухе чистят свое оружие, кто-то выкатывает в снегу униформу и шинели, другие приводят в порядок лошадей, а некоторые, на небольших костерках, разогревают в котелках запоздалый завтрак, застывшую за ночь кашу из смеси овса и чечевицы.

– Где штаб? В Кремле?
– повернулся я к Зеленину.

– Нет, в Кремле еще не все помещения зачистили, и пока, штаб в доме, - он кивнул на трехэтажное здание, во дворе которого мы находились.
– Разрушения здесь небольшие, пожар загасили почти сразу, и порядок навести, уже успели.

– И то хорошо, далеко не идти.

Пройдя через двор, я вошел в купеческий дом, и один из офицеров-дроздовцев незамедлительно проводил меня на второй этаж. Как был, грязный, небритый и в порванном полушубке, я вошел

в большой и теплый кабинет, в котором прошлый хозяин, наверняка, работал над своими финансовыми документами и принимал важных гостей.

Здесь находилась почти вся верхушка нашей армии, Мамантов, Денисов, Фицхераулов, Слащев, Келлер и Дроздовский. Все военачальники были ранены, у кого-то ладонь замотана, у кого-то бинты на голове, и только я один, ни осколком, ни пулей не задет. Однако, все генералы одеты в свежую и чистую одежду, выбриты, и только я, выделяюсь чрезвычайно затрапезным видом. Как-то сразу стало неудобно, но встретили меня вполне понимающе и без всяких там штучек мирного времени насчет уставного вида и свежеподшитого подворотничка.

– Здравствуйте господа, - поприветствовал я собравшихся военачальников.

– Проходи, Константин Георгиевич, - Мамантов указал на свободное кресло за столом, вокруг которого все и расположились, - только тебя и ждем.

Присев на указанное Константином Константиновичем место, я посмотрел на нашего командующего, и он начал:

– Господа офицеры, поздравляю вас с освобождением от большевистского режима нашей столицы города Москва.

– Ура! Ура! Ура!
– негромко, но дружно, отозвались Мамантову генералы и один полковник.

– Цель нашего зимнего наступления достигнута, - тем временем продолжил Константин Константинович, - и на таком проекте мирового сионизма как Советская Россия, отныне поставлен жирный крест.

– Самые главные большевистские лидеры еще живы и сейчас находятся за пределами Москвы, - перебил его Фицхелауров.
– Как доносит разведка моего корпуса, Бронштейн бежал во Владимир, а Ленин в Петроград. Сил у них еще много, поэтому об окончательной победе пока говорить рановато.

– В самый раз, - Мамантов огладил свои усы.
– Вчера войска Маннергейма и Северо-Западная армия Юденича перешли в наступление на Северную Пальмиру, а избранный Сибирской Директорией Верховным правителем России, адмирал Колчак, по договоренности с атаманом Назаровым еще неделю назад начал свое наступление от Перми на запад. Песенка большевиков спета, и теперь, нам остается только очистить территорию России и, совместно с Юденичем и Колчаком, сформировать новое Временное правительство. Все, господа, победа, окончательная и безоговорочная. Теперь нам предстоит очистить Россию от остатков большевистских банд и можно начинать мирную жизнь.

– Ой, не торопитесь, Константин Константинович, - сказал ему Слащев, - не все так просто, да гладко. Мы еще не знаем, что предпримет Антанта.

Будто вторя словам командира Добровольческого корпуса, в дверь постучали, и вошел один из адъютантов Мамантова. Под пристальными взглядами всех присутствующих в кабинете, он торопливо прошел к своему непосредственному начальнику, что-то прошептал ему на ухо, и протянул склейку телеграфного сообщения. Адъютант покинул нас, дверь вновь закрылась, и Константин Константинович, прочитав сообщение, и весь, как-то резко, посерев лицом, посмотрел на Слащева и произнес: