Казачка. Книга 1. Марина
Шрифт:
Долг не давал Сереге покоя уже две недели. Сто пятьдесят долларов, которые он с такой легкостью проиграл буквально за полтора часа, теперь, как ему казалось, превратились в начало какого то кошмара.
— Смотри, — говорил Гуня — долговязый пацан, который уже успел год отсидеть в колонии для малолеток, — смотри, не отдашь должок, вынудишь нас прибегать к нежелательным мерам. Потому как — такой закон жизни, сам понимаешь. Узнают, что мы тебе долг простили, так нас не поймут. И нас не простят. Старшие наши товарищи.
Серега понимал. Но заикнуться Маринке
— Слыш, Серега, а со следующей недели придется тебе счетчик включать. Каждый день просрочки плюс сто пятьдесят.
— Да ты не грусти, тыж нормальный пацан, тыж отдашь. Если фарт будет! Так? — хлопнул его по плечу Леха-лимонад, прозванный так за то, что не только водку, но даже портвейн — всегда запивал пепси-колой или лимонадом.
— Угу, — только и мог буркнуть Серега.
— Ну вот, что я говорил? Он же нормальный пацан, в натуре. Нам бы только дело, а при фартовых рамсах, он с нами враз рассчитается…
Впрочем, ждать нормального дела долго не пришлось. И Сереге в нем определили самую нетрудную работенку. Он не помнил, кому первому это пришло в голову, но план, изложенный Гунькой и Лехой-лимонадом, Сереге понравился, подкупив и своей легкостью, и элементом некого ухарства, присущего парням из кино про крутых.
На Ростовском шоссе, сразу за сверткой на рыбсовхоз, там где лесополоса вплотную приступала к дороге, двое пацанов должны были поставить на асфальт самодельного «ежа» — доску с набитыми в нее гвоздями. Но не под любую машину, а под ту легковуху, в которой поедут «не наши», не с местными номерами, а отдыхающие — из Москвы или из Ленинграда. Потому что у них деньги с собой всегда есть — на весь долгий отпуск. Выбирать жертву выпало Лехе-лимонаду, потому как у него был мотоцикл. Он должен был найти подходящую машину, в которой едет парочка пожилых, таких, что не очень будут рыпаться, и обогнав их, дать пацанам сигнал.
По плану, пацаны — Серега с Гунькой, сразу, как проедет Лимонад, выставляли на дорогу «ежа», и прятались в кювете. Дальше, когда лохи московские проколются, да вылезут колеса менять, да раскроют двери и багажник, Леха — лимонад вернется, и подъехав к терпилам, прыснет им в харю нервного газа из немецкого баллончика. Серега с Гунькой, тем временем похватают из открытого багажника и из бардачка — все маленькие сумки, в которых наверняка будут и деньги и прочие ценности, и отвалят на полных газах — Серега с Лехой-лимонадом на его «иже», а Гунька — на своем, спрятанном в лесополосе мопеде, но не по шоссе, где его любой догонит, а по тропинке на рыбсовхоз…
Сереге идея понравилась. Во-первых, с первого же «дела» он имел шанс рассчитаться по карточному долгу.
А во-вторых, этих отдыхающих из Москвы — ему ни капельки не было жалко. Так им и надо, козлам!
Ставить «ежа» имело смысл только когда стемнеет. Издалека увидев доску на дороге, любой водитель, если не пьяный — обязательно объедет, хоть и по обочине или по встречной полосе. А днем и движение на Ростовской трассе сильное. Поэтому, ждали до десяти вечера.
«Ежа»
— Проколется лох московский, — плотоядно хохотал Гунька…
— Как пить дать, проколется… — подтвердил Лимонад.
В десять вечера подъехали к месту. Гунька спрятал свой мопед в лесополосе, а Леха, ссаживая Серегу, нервно перегазовывал.
— Не курите только. Понятно?
— Ладно, езжай!
Сидели в кустах минут сорок. Мимо то дальнобой-трейлер прокатит, то местные «новые русские» на джипах просвистят под сотню, только «бум-бум-бум» изнутри, как из бочки — музыка громче мотора да свиста шин.
— Комары зажрали совсем, че лохи московские не едут?
— Они боятся по вечерам ездить. Они как темно — так в отстой.
— Может, покурим, в рукав?
И только Гуня достал сигареты, как со стороны Новочеркесска послышался характерный треск мотоцикла.
— Гляди, Лимонад фарой мигает!
— Ну, не ссы, Серега, сейчас будет дело!
Пронесся на большой скорости Леха. И вдали, из-за перелома дороги уже показались отблески фар…
— Давай!
Серега, не помня себя, схватил свой конец доски, и по-партизански пригибаясь, выбежал на асфальт.
— Клади!
— Готово!
Когда из-за перелома дороги блеснули лучи, оба они — и Серега, и Гунька, ни живы — ни мертвы, уже лежали в кювете. И во все глаза — глядели на дорогу.
— «Семерка-жигули», — прошептал Серега.
Машина шла на большой скорости, и заметив препятствие, попыталась было отвильнуть в сторону — по встречной полосе, но водитель поздно начал маневр, и правыми колесами зацепил — таки «ежа»… Послышался хлопок, визг тормозов, а потом… А потом как в кино — машина колбасой закувыркалась по дороге с крыши на колеса, словно обвалом пионерского металлолома, громыхая об асфальт. Жигули докатились до противоположного кювета, и все стихло.
— Серый, ты че?
— Не знаю!
Серега и Гунька лежали, словно их парализовало. И даже когда стрекоча подъехал Леха-лимонад, пацаны не изменили своего положения.
— Ну е-мае! Мы так не договаривались, — Леха выругался, — Гунька, Серый, — выходь!
В свете мотоциклетной фары было видно, что водитель, и пассажир «жигулей» не производят впечатление живых.
Через окошко передней дверцы Лимонад сунул руку за пазуху поникшему разбитой головой водителю, вынул из бумажника деньги, потом сунул портмоне обратно тому под пиджак…
— Атас, машины подъезжают, Гунька, Серый, доску тащите, и спрячьте километрах в трех отсюда- не ближе! Все! Через час на дискотеке!
Лимонад поддал оборотов, и с треском растворился в ночи.
— Машины…
— Доску хватай!
Гунька завел свой мопед, и на больших газах сразу стал отрываться по тропинке в сторону рыбсовхоза.
— Гунька! А я? А как же я?
Серега бежал по тропинке, волоча за собой доску, бежал и плакал… Потому что вдруг враз понял, что кончилось его — Сережкино детство.