Опять проголосил он, мой соловушка —Небесный перепуганный пиит,Что до смерти безумная головушкаУ всякого дерьма не заболит!Похоже, я свой век уже отпотчевалИ этому с оглядкою, но рад.Осталось имя древнее, а отчествомИ через раз досель не наградят.Куда девалась стать или сноровушка,На темя время шлепнуло печать.Но коли уж линдикать не соловушкой,Хотя бы сизым селезнем кричать…
Троица
Троица украсилась пакленком с сережками.Дождиком окладистым,
что пыльцу прибил,Крашеными крышами, травными дорожками,Неизбывной горечью прибранных могил.А еще украсилась золотая ТроицаДолго небывалою ласкою людской.Кто от века праведен — сердцем не расстроится,А на души слабые снизойдет покой.Помянули памятных предков и родителейИ в глазах проталинных пригасили свет,Чтоб они услышали в их немой обители,Как потомки милые чутко чтут завет.Всех она приветила, праведная Троица,Хоть на день, но вволюшку надышалась Русь.Для меня ты, Троица, как святая горница,Я тобою радуюсь и тебе молюсь.
«На Троицу Господь спроста…»
На Троицу Господь спроста послал дождя.Он стал сперва нудить и мелко притворяться:То в сторону косил и топал, как дитя,То маки целовал с жеманною прохладцей.И долго так гнусил, не мал и не удал,Потом пришел в восторг и лил напропалую…Не так ли я в тебе сначала угадал,А после полюбил гордыню роковую?Трава валилась ниц до хруста в позвонках,А дождик лил и лил, цвет маковый калеча…Но я тебя любил сильней издалекаИ тише вод и трав досадовал при встрече…Откашливался гром, поеживался сад,А дождь все выводил волынку плясовую —Как мы уж столько лет прожили наугад,А все не развели кручину вековую.
«На родине я становлюсь своим…»
На родине я становлюсь своимВ мгновенье ока. Давние повадкиМне по душе, как тот домашний дым.И от довольства лопаются пятки!Иди с утра куда глаза глядят,А чаще – к старой вербе на излуке.Кукушка плачется. Грачи галдят.И комары взасос целуют руки.И божий мир сияет предо мнойВ своей простой спросоночьей мороке:Текут терны по непаши волной,Их обгоняют юркие сороки.С дородной бабой бойкий казачокСкосил траву вдоль берега подковойИ пьет ирьян. Невидимый сверчокХрапит себе в их сумке продуктовой.Им не до песни бунинской. Лишь духПереведут – и вновь бредут по лугу.Их остужает тополиный пух.Печально осеняющий округу.Я сам косить был сызмальства мастак.Но лезвие косы попритупилось,И терпужок пропал… А коли так.Иду сдаваться матушке на милость.Она ворчит, что я, мол, нелюдим,Незнамо где шатаюсь без оглядки.А мне глаза свербит домашний дым,И от довольства лопаются пятки.
«Когда с души стряхаются пылинки…»
Когда с души стряхаются пылинкиИ память бродит никлою травой.Я не хожу на людные поминкиНа день девятый и сороковой.За блажь примите или за усталость.Но все ж, по разуменью моему,Расписанная правильная жалостьУсопшим душам тоже ни к чему.А посему, когда Господь наделитМеня, о други, вечною тропой,Вы поминайте странника неделю,Впадая в раж, кручину и запой!За ваше благородное старанье,Усмешно принимающий беду,Я сотворю на небе поминаньеИ вас на всякий случай подожду.
«Жить осталось меньше, чем на треть…»
Жить осталось меньше, чем на третьЛет земных, судьбе необходимых.Господи,
позволь мне умеретьРаньше всех родимых и любимых!Я же знать не знаю напередИ гадать не стану омертвело,Кто из них заплачет, кто запьет, —Это их таинственное дело.И еще не в мыслях оскорбить,Но просить осмелюсь оробело:Господи, позволь мне проводитьМатушку в небесные пределы.Не держи на праведницу злаИ поверь почтительному сыну,Чтоб она Тебя не прокляла,Если я вперед ее покину.
«Как жанр российского письма…»
Как жанр российского письма.Стремглав поэзия стареет.Вот-вот накроет души тьма.Что кто-то тайно вожделеет.Страна смердит и свирепеет.Как пересыльная тюрьма.А горше нет беды и лиха.Как споро мценская купчихаОсвоила интим-дома,Но те, увы, не синема!Приказчики и певуныВ блестящих бабьих полушалкахОбличьем гаже сатаныПроворно катят в иномарках.Но ни приварка, ни припаркаУ обескровленной страны,Зато объемистая чаркаИ депутаты-шалуны, —От них ни холодно, ни жарко!Нечистый дух наворожил.Как глаз презрительный в монокле.Иль черный коршун прокружил,Но коршуны вдруг передохли…Что ж, заворачивай оглоблиВ запрошлый век что было сил,Покуда лошади не взмоклиИ судный день не протрубил,Авось не будешь с веком проклят,Что лоб, ощерившись, крестил!
«Визжу на жизнь, как ржавая коса…»
Визжу на жизнь, как ржавая коса,Суплю на мир взъерошенные брови.Не выест стыд линялые глаза,А голове линять уже не внове.Зачем я жил, глазел по сторонам,Рысцою тряской мерил километры?И песни выл распутным киланам,И сам пускал отчаянные ветры?Любую власть нещадно матом крыл!Но, знать, Господь про все и вся провидел:Я ни единой птахи не убилИ ни одну собаку не обидел.
«Дожились!..»
Дожились!Легко и беспричинно.Забредая в душу и постель.По Руси гуляет матерщинаБез узды, как вольная метель.Родился смиренником иль хватом,Но изволь без липших заковыкБлижних крыть едучим русским матом, —Значит, ты значительный мужик.Не один политик, для примеру,Без царя и ветра в головеДелал охрененную карьеруНа великой матерной молве.Не один писатель полоумныйПоимел блистательный приемУ российской прессы многошумной,Завтракая собственным дерьмом.Не одна киношная зассыхаНа стыдливо-белом полотнеПохвалялась срамом, как шутиха,Проводя полжизни на спине.И филолог тоже не стенает,Не вздымает в гневе кулаки,Коли в диссертации склоняетСызмальства родные матюки…Не на всех накаркаю дотошно!Я и сам в немыслимую грустьИли с похмелюги станет тошно —Про себя куржаво матерюсь.Никаких поблажек не имею.Но которым это – в благодать,Двинул бы как следует по шее,В бога, душу мать их перемать!
«Мы впадаем, как в блуд…»
Валентину Ледневу
Мы впадаем, как в блуд,В окаянства великие.По стране вкривь и вкосьКорогодят «братки».А крестьянство нуждаОбвила повиликою,И не сбросить ужеГолубые силки.Зазывалы в чести,И в героях – предатели.А мальчонка стоитУ помойки босой…Подавитесь вы все,Господа заседатели,Брауншвейгской своейЗолотой колбасой!