Казацкие были дедушки Григория Мироныча
Шрифт:
Окончилась обедня, и пустынная до этого времени площадь сразу оживилась, запестрели праздничные наряды, как яркие цветы в летний день, в морозном воздухе зашумели, загудели тысячи голосов, куда ни кинь взгляд — всюду запорожские шапки алеют.
После обеда на площадь явились певчие с музыкой, и снова народ повалил из куреней. А угощение-то, угощение какое припасено ради праздника!.. Сала, рыбы, колбас — целые горы; бублики грудами насыпаны, бочки с разными медами и гуляй, казацкая душа!
На площади, кажись, яблоку негде упасть, а между тем стоить появиться лихому танцору — и место для него готово. Сейчас образуется свободный
В другом конце площади школяры из сечевого хора поют рождественскую кантату.
Но иным тесно на площади, душно в куренях, и они выехали на своих лихих скакунах за городок, где и развлекаются бешеной скачкой. Здесь и скачки, и стрельба в цель, и выбиванье друг друга из седла, и чего-чего только здесь нет! Уже и солнце давно село, на кресте сечевой церкви вспыхнула и погасла звездочка, зажженная на мгновение его последним лучом. Отовсюду, будто паутина, поползли тени. Но и подкравшийся вечер не уменьшил веселого, удалого разгула. Попрежнему звенели кобзы, гудели бубны и разливались песни над сечевым городком. На третий день святой ударил такой мороз, что и лошадь, и боковые улички опустели, гульба продолжалась по куреням, пока богатырский сон не пересилил усталые головы. Мирно и беспечно отдыхала Запорожская Сечь не ожидая ни беды ни напасти. За городком была расставлена стража. Да и кто же в эту пору станет нарушать покой «низовых лыцарей».
А между тем мертвая степь, покрытая белым снежным саваном, не была мертва. Под темным, непроницаемым покровом ночи затевалось страшное дело, истребление вольного рыцарства, уничтожение родного гнезда, прозваного Сечью.
К спящим запорожцам приближался крымский хан Селим Гирей с сильным войском. Он вел не только своих ордынцев, — с ним еще шло пятнадцать тысяч стамбульских янычар, присланных турецким султаном специально для истребление Сечи.
Султану мало было, видно, недавнего разорения семнадцати украинских городов, — ему хотелось и с Запорожьем покончить одним ударом. В открытый бой вступать рисковано: придется много своих положить, — сичевиков не заберешь голыми руками, то ли дело напасть по-волчьи, тайком.
Полюбилась эта затея султану, так полюбилась, что он, держа свой план в глубокой тайне, еще осенью переправил в Крым пятнадцать тысяч отборных воинов, своих ловких янычар.
Хан, снаряжаясь в поход, объявил орде и янычарам, что ни один казак не уйдет из-под кривой татарской сабли. Где там! Он и духу запорожского не оставит в Сечи… На месте частокола, земляных валов и куреней останется пустынная, гладка поляна, где свободно будет разгуливать буйный степной ветер. Так думал хан; так думали мурзы, аги и беи.
Медленно передвигаются татарские кони в снежных сугробах, не слышно обычного скрипа арб: войско идет налегке, чтобы
Мороз все крепчал, а сорвавшийся ветер поднял такой свист, огласил днепровские берега таким диким воем, будто все ведьмы собрались сюда на банкет. Голос человеческий совершенно терялся в двух шагах.
— Ну, и ночка выдалась нам в утеху! — заметил! запорожец, обращаясь к товарищам, державшим с ним стражу за городком. Ему никто не ответил, так как его слова подхватил и унес ветер.
— В такую ночь хорошо забраться на печку, прикрыться кожухом, да при этом знать, что тебя никто не разбудит до солнца, — продолжал он рассуждать сам с собой. — А тут выгнали тебя в поле и морозят, как осетра перед ярмаркой… В куренях наши тоже спят… Хорошо натопили печь — и тепло им, знай похрапывают… Эх, доля, доля!..
Мороз так трещит, ветер так неистовствует, что стражников не защищают больше ни бурки, ни тулупы. Сначала они пробовали прыгать, бороться, бегать по снегу, но вскоре и это перестало их согревать. А костры, задуваемые ветром, больше дымят, чем горят, разбрасывая целые каскады искр.
На усталых людей начинало нападать забытьё, их клонило ко сну, хотя мороз в это время пронизывал их одежды и сверлил кости. Костры бросают тени, и эти трепетные тени дрожат, вытягиваются, переплетаются образуя на снегу черные узоры и синеватые пятна, напоминающие полыньи. Незадолго до полуночи стража окончательно выбилась из сил и задремала.
В эту самую минуту, среди мирно дремлющие казаков, словно из-под земли выросли какие-то черные фигуры…
Очнулась стража, осилила свою дремоту, но было поздно! На каждого запорожца приходилось по десятку вооружённых татар. Сверкнули кривые крымские сабли, и поникли казацкие головы, как мак, скошенный острой косой, — ни крика, ни стона, последние вздохи ветер холодный развеял.
Одна только голова не склонилась под ударом, одни уста попросили пощады; молодой казак Микола Кавун, чтобы спасти жизнь, согласился предать товарищей и указать врагам ближайшую дорогу к куреням через узкую калитку в частоколе. Он повел янычар к Сечи, а крымская орда обложила казацкое гнездо, чтоб ни один запорожец не спасся бегством. Хан не сомневался в удаче, и уже предвкушал те великие и богатые милости, которые прольются на него из Стамбула после истребления Сечи Запорожской.
Янычары хлынули в сечевые улицы и рассыпались по переулкам, будто поток, неожиданно прорвавший плотину. Скоро тесно стало янычарам, но они все прибывали, так как задние ряды не знали, что творилось впереди.
Облака разошлись, и над снежной пеленой, укутавшей землю, засверкали яркие звезды. Стало светлей. В Сечи царила прежняя тишина, нарушаемая до поры до времени отрывистым, зловещим шепотом янычар.
Крепко спало низовое «лыцарство». В куренях стоял богатырский храп и многие нагулявшиеся молодцы, не чувствуя близкой опасности видели в ту ночь яркие сны.
Кому снилась родная хата на берегу узкой степной речки, беззаботное детство, ясные дни, перевитые розовым туманом, кому грезилось бурное море… Шумит оно, кипит и рокочет; несутся расходившиеся по необъятным просторам волны, а среди грозных вспененных валов гуляют казацкие байдаки; они скользят, как крылатые чайки, ныряют и снова взлетают наверх, и летят к живописным берегам, где высятся среди пышной зелени белые иглы стройных минаретов.