Казак на самоходке. «Заживо не сгорели»
Шрифт:
На этот раз снарядов было вдоволь, что редко случалось, много фрицев тогда уложили, они прут и прут, откуда у противника столько людей? Говорили, что подошла из-под Севастополя 11-я армия Манштейна, пикирующими Ю-87 пополнился авиакорпус «Рихтхофен», старый знакомый по Луге в 41-м. Насколько хватит живой силы у немцев? Они хотят оставить жизненное пространство лишь над своим «фатерляндом»? А на всех завоеванных территориях пусть останется выжженное поле? Бой был кровавый, наконец-то остановили, отогнали, заняли оборону.
Памятник
На следующий день немцы опять пошли в атаку, на передке все поднято дыбом, казалось, не останется ничего живого. Наша батарея не попала под артиллерийско-минометный удар, командир выставил посты, остальным приказал уйти в укрытия, под накаты блиндажей и землянок. Это ненадолго, на войне воюют, а не прячутся, всему свое время. Если не поддержим пехоту, фриц прорвет оборону, истребит оставшихся. Допустить этого нельзя, комбат приказал открыть неподвижный заградительный огонь.
Карта второго Синявинского наступления, роща Круглая, 27 августа – 3 сентября 1942 года
Он знал, что ставит батарею под удар, кому непонятно, что немцы перенесут огонь в глубь обороны, в первую очередь на огневые позиции артиллерии и минометов. Под нашим огнем атакующая пехота противника залегла, пехотинцы на переднем крае ожили. 10–12 выстрелов в минуту, такой вклад в победу. Случилось худшее, на огневую позицию обрушился смерч, мины врага рванули землю, их вой заполнил небесный купол над нами, воздух на секунду сделался тугим, потом смрадным, бурым. Слышны крики раненых, умирающих наших товарищей, батарейцев из первых трех расчетов.
Три орудия выведены из строя, у первого пробит цилиндр противооткатного устройства, у третьего срезана головка панорамы, поврежден уравновешивающий механизм, разбито поворотное устройство, погнут броневой щит. Второе орудие разбито вдребезги, посмотрели на него, махнули рукой, пушка отвоевалась. Погибли наводчик и заряжающий второго орудия, подносчик снарядов и заряжающий третьего, многие ранены или контужены.
Давно ли думал, что в артиллерии по сравнению с пехотой благодать, вот тебе и рай. Новый залп, мы мигом в землянку, еще один налет и навовсе добьет, сволочь. Вдруг немец прекратил огонь, видимо, полагал, что с нами кончено. Раненых перевязали, забинтовали, занесли в командирский блиндаж, кто мог, сам поплелся в медсанчасть, через некоторое время увезли убитых. На всех парах мчатся конники с пустыми передками, подхватили подбитые пушки, помчались в тыл. Обезлюдела огневая позиция второй батареи, из четырех десятков воинов остались лишь шестеро, случайно избежавших судьбы товарищей. Из младших и средних командиров остался один-единственный, да и тот красноармеец, до войны ни военного училища, ни полковой школы не оканчивал.
Это обстоятельство меня тяготило больше всего, в первый раз почувствовал, что значит быть единственным в ответе за действия в бою, за судьбы людей, за ежеминутную готовность личного состава. Умом понимаю, что смерть на войне неизбежна, но знаю, что не будет давать покоя вопрос: «А нет в гибели людей твоей вины, командир?» Сомнения усиливались трагедией поражения.
Сложилась тревожная обстановка, что нужно делать? Главное – проникнуть в душу подчиненного. Сколько раз приходилось видеть, как под натиском превосходящих сил бросали пушки, минометы, машины, их расчеты с голыми руками удирали в тыл. Как поведут себя мои подчиненные? Всматриваюсь в каждого
Не требовалось особой прозорливости, чтобы понять, что заряжающий Зюзин озабочен опасностью. Ему, уже опытному артиллеристу, было ясно – стоит немцу довернуть всего лишь на 0-01 деления угломера, и мы в перекрестии панорамы, в центре эллипса разрывов снарядов. Останется то же, что от трех орудий: дребезга. Он не находил себе места, не знал, за что браться, а надо было просто сидеть на снарядном ящике или на лафете, готовить снаряды. Куда девалась беззаботность, веселость, стремление подначивать товарищей. Вместе с тем, я чувствовал, что Зюзин себя пересилит, выполнит любой мой приказ.
Замковый орудия Зеленков, весельчак, любимец батареи, вел себя иначе, понимал опасность положения. Ему хотелось знать, что сделает командир, как я буду выходить из положения, что произойдет дальше, хочет помочь, сказать, что не подведет. Верю, так и будет. Отец Зеленкова запорожский казак, от него унаследовал отвагу, от матери-турчанки скромную и расчетливую деловитость. О таких говорят: казак – калач тертый, что бык упертый.
Подносчик снарядов Маленков выглядел серым, неказистым красноармейцем, этот «ни два ни полтора», ни то ни се. Не мог он приобвыкнуться, приспособиться к обстановке, служил за спиной старшего по батарее, старшины, других командиров, чувство локтя стало потребностью. Интуитивно чувствую, что боец стойкий, человек верный, стоит только стряхнуть с него шушеру неуверенности. Маленков внушал доверие именно тем, что не старался ничего доказывать, не рисовался, не кочетился, служил как-то по-домашнему.
Второй подносчик снарядов мне незнаком, он из чужого расчета, трудно вписывается в коллектив, чувствует себя, как живая рыба на сковородке. Его можно понять, пережил трагедию своего орудия, успел заглянуть смерти в глаза, чудом остался жив. В таких случаях организм человека требует хотя бы краткосрочного отдыха либо внушительного толчка извне. Все равно я видел парня волевого, дисциплинированного, верного в бою.
Наконец, телефонист Леня, трусишка, каких поискать. На связистов смотрели, как на баловней судьбы, всегда в укрытии, в блиндаже под пятью накатами. Они были вхожи к командиру батареи, к старбату, жили, как у Христа за пазухой, сидят себе, покрикивают на нас, ведущих стрельбу под огнем врага: «Быстрее, быстрее…» Однако как красноармеец Леня трудолюбивый, исполнительный, в тяжелую минуту пересилит трусость, страх, выполнит любой приказ, невзирая на опасность.
Вот таким был орудийный расчет, уже второй состав за последние три месяца, по сравнению с первым этот коллектив был, конечно, слабее, профессионально менее подготовлен. Надо действовать, взять ситуацию в свои руки, с чего начать? Нашел ответ: с дисциплины. У нас она была без понукания, без излишней придирчивости, крепкая и осмысленная, но в боевой обстановке этот уровень должен быть выше и качественнее. Теперь мой приказ подчиненные обязаны исполнять беспрекословно, без обсуждения.
Он один вернулся из боя
– Расчет, смирно! Слушай боевой приказ! Противник контратакует, нам приказано поддержать артиллерийским огнем наступление первой роты на рощу Круглая. Быть готовыми к ближнему бою, иметь круговую оборону. Без приказа ни шагу назад. На случай прорыва автоматчиков врага и выхода пушки из строя закрепляю секторы наблюдения, рубежи обороны стрелковым оружием:
– Красноармеец Зюзин слева в 50 метров от ОП орудия, Зеленков справа, Маленков с тыла, в 50 метрах от командирского НП. Подносчик – наблюдение за воздухом, быть в готовности для оказания помощи товарищам. В траншеях оборудовать ячейки на двух стрелков.